Избранное: Величие и нищета метафизики

Никто не станет порицать Маритена за недостаток мужества в выражении своих убеждений. Он признает, конечно, что метафизика <бесполезна> в том смысле, что она умозрительна, а не экспериментальна, и что с точки зрения всех, кто стремится к эмпирической полезности, к усилению господства над природой, метафизика предстает очень жалкой, если ее сравнивать с конкретными науками. Но философ настаивает на том, что метафизика - это цель, а не средство, что она раскрывает перед человеком <подлинные ценности и их иерархию715, что она дает опору для этики и вводит нас в вечное и абсолютное.

Маритен объясняет, что если он принимает принципы Аристотеля и Аквината, то делает это потому, что сами эти принципы верны, а не потому, что они были получены из рук столь почтенных лиц. Однако тут Коплстон позволяет себе сомнение весьма светского свойства: <Поскольку маритеновская метафизика как воспринятая от св. Фомы неотделима от христианской теологии, то, - укоризненно замечает он, - в отрыве от последней ее не удастся воспроизвести должным образом>716. Коплстону также кажется, что Маритен несколько модернизирует Аквината, для которого характерен акцент на esse (бытие в смысле существования), представляя его как <настоящего экзистенциалиста>. Однако тут же английский автор признает, что Маритен вовсе не является человеком, принижающим роль <сущностей>: пусть даже разум рассматривает их абстрактно, они на самом деле, по Маритену, <охвачены существованием>.

Далее, не ставя задачей излагать здесь томистскую метафизику, автор хочет привлечь внимание читателя к двум следующим вопросам. Первый вопрос уже затрагивался Коплстоном выше.

<Прежде всего, хотя Маритен был менее всего склонен презирать дискурсивный разум и критиковал то, что он считал чрезмерным принижением интеллекта и познавательной ценности понятий у Бергсона, он всегда был готов признать оправданность других путей познания помимо тех, которые нашли свое место в естественных науках. К примеру, он говорил о возможности неконцептуального, предрефлексивного знания. Значит, он утверждал и возможность имплицитного знания Бога, которое может и не осознаваться человеком. Благодаря внутреннему динамизму волевого выбора в пользу добра, а не зла происходит неявное утверждение Бога, который сам есть Добро, влекущее к себе все человеческое существование как к конечной его цели>. Это и есть <чисто практическое, неконцептуальное и неосознаваемое знание Бога, которое вполне может сосуществовать с полным теоретическим неведением о Боге>717. Так Маритен приходит к тому, что он называет <врожденным знанием>. Его, к примеру, можно найти в религиозном мистицизме. Но оно также играет свою роль и в нашем знании других людей. Есть, помимо мистицизма, и еще одна форма такого знания - <поэтическое знание>, возникающее <через посредство чувств, которое, воспринимая предсознательную жизнь разума, становится интенциональным и интуитивным>718 и стремится выразить себя в творчестве. Врожденное знание также имеет значение и в нравственном опыте. Потому что, хотя нравственная философия719 и относится к области концептуального, дискурсивного и рационального использования разума, отсюда ни в коей мере не следует, что человек приходит к своим нравственным убеждениям именно таким путем. Напротив, нравственная философия предполагает высказывание таких нравственных суждений, которые выражают собой врожденное знание, обеспечивающее соотношение практического разума с сущностной предрасположенностью человеческой природы.