Избранное: Величие и нищета метафизики

Стало быть, красота - это не соответствие некоему непреложному, идеальному образу, как полагают те, кто, путая прекрасное и истинное, познание и наслаждение, требуют, чтобы для восприятия прекрасного человек <вглядывался в идеи> и прозревал <под материальной оболочкой> <невидимую суть вещей>565. Св. Фома был равно далек как от этого псевдоплатонизма, так и от сумбурного идеализма Винкельмана и Давида. Он был убежден, что красота там, где форма сияет в подобающе соразмерной материи, и тщательно оговаривал, что красота относительна - не в том смысле, что относителен сам субъект, как трактуют это слово современные философы, а в том, что красота зависит от природы и цели произведения и от внешних условий ее проявления. 566 567 67*. Как бы прекрасно ни было произведение, оно может понравиться одним людям и не понравиться другим, потому что оно прекрасно лишь в определенных ракурсах, которые одним доступны, другим - нет, т.е. оно <прекрасно в одном месте и не прекрасно в другом>.

* * *

Причина этого в том, что прекрасное принадлежит к сфере трансцендентального, т.е. к сфере объектов мысли, которая простирается за пределы категорий и жанров и не поддается классификации, ибо пронизывает все и пребывает везде568. Так же как целое, истинное и благое, оно есть само бытие в определенном аспекте, свойство бытия, а не его дополнительная принадлежность; прекрасное добавляет бытию связь с разумом; оно есть бытие в чисто интуитивном восприятии наделенной интеллектом натуры. Таким образом, каждая вещь прекрасна, подобно тому как каждая вещь хороша в каком-то отношении. Поскольку же бытие присутствует всюду и всюду в разных видах, то всюду и в разных видах присутствует и прекрасное. Прекрасное, как бытие и другие трансцендентальные сущности, аналогично, т. е. применимо в разных аспектах, sub diversa ratione, к разным субъектам: каждый вид бытия существует по-своему, хорош по-своему, прекрасен по-своему.

Аналогичные понятия применимы в чистом виде к Богу, в котором обозначаемое ими качество существует как <высочайшая форма>, в абсолютном и бесконечном состоянии. Бог - их <высшая аналогия>569, в вещах же они находятся лишь как единичный и преломленный отблеск божественного лика570. Таким образом, прекрасное есть одно из божественных имен.

Бог прекрасен. Он прекраснее всех существ, ибо, согласно трактовке Дионисия Ареопагита и св. Фомы571, Его красота постоянна и неизменна, не прибывает и не убывает; она не такова, как в вещах, которые обладают обособленной красотой, 80*. Он прекрасен сам по себе и в себе красотой абсолютной.

Он сверхпрекрасен (superpulcher), так как в совершенном единстве и цельности Его природы существует предвечный и превосходнейший источник всякой красоты.

Он - сама красота, так как Он дает красоту всем сотворенным существам, согласно свойствам каждого; так как Он - причина всякого созвучия и всякого сияния. Ведь всякая форма, т. е. всякий свет, есть <излучение, исходящее от света божественного>. И любое созвучие, согласие, содружество, любой союз и любая гармония между вещами и существами восходит к божественной красоте, изначальному и несравненному образцу созвучия вообще, тому, что сближает одни вещи с другими, сзывает их все к себе и потому заслуженно носит <название καλός, происходящее от слова "звать">81*. Стало быть, <красота творения есть не что иное, как подобие божественной красоты, частично присутствующей в вещах>; с другой стороны, поскольку форма есть принцип бытия, а созвучность, или гармония, хранит в себе бытие, божественная красота есть причина бытия всего существующего. 572 82*.

В Троице, говорит далее св. Фома573, все атрибуты прекрасного приложимы к Сыну. Действительно, взять ли цельность или совершенство - Он обладает всей полнотой совершейной природы Отца. Взять ли соразмерность, проистекающую из сообразности, - Он есть точнейший образ Отца и как раковой Ему соразмерен. Взять ли, наконец, сияние - Он еcть Слово, свет и великолепие разума, <Слово совершенное, без малейшего изъяна; так сказать, искусство всемогущего Господа>574.

Итак, красота принадлежит трансцендентальной, метафизической сфере. Поэтому естественно, что она увлекает душу за пределы сотворенного мира. Проклятый поэт - именно ему современное искусство обязано тем, что вновь осознало теологическое измерение и духовное самовластие красоты, - говорил: <Бессмертный инстинкт прекрасного заставляет нас рассматривать землю и все земное как отголосок неба. Неутолимое стремление ко всему запредельному, которое обнаруживает жизнь, - лучшее доказательство нашего бессмертия. Посредством поэзии и в самой поэзии, посредством музыки и в самой музыке душа провидит дивную прелесть загробного мира; и когда, слушая возвышенного поэта, мы ощущаем на глазах слезы, они выступают не от избытка удовольствия, а скорее от нервического напряжения, от желания изгнанной в несовершенный мир души теперь же и здесь же, на этой земле, овладеть внезапно открывшимся раем>575.

* * *