Избранное в 2-х томах (Том 1, Повести и рассказы)

Теперь Николай II сидел в кабинете отца и, подверженный слабости к мистицизму, может быть, ждал появления духа усопшего, а может быть, думал, как бы ему выйти из этого деликатного положения. Он сидел, смотрел своими красивыми голубыми глазами, как качаются тонкие шелковые гардины на высоких окнах, и это движение подвешенной ткани вдруг зачаровало его. Кто-то из современников, хорошо его знавший, писал много времени спустя, что Николай II должен был родиться девушкой, но по какой-то странной игре природы в самую последнюю секунду ему были выданы атрибуты мужского пола, во всем же прочем он был оставлен женщиной, и при этом ему вручена судьба одной из крупнейших и сильнейших держав мира...

Послышались шаги. Вошел дежурный офицер дворца.

- Ваше величество, великий князь Николай Михайлович просит приема.

Государь недолюбливал великих князей еще с тех пор, когда они, оставшись наедине с ним, молодым царем, стучали по столу кулаками так, что дворец сотрясался. Теперь те времена давно канули в Лету, но он великих князей по-прежнему недолюбливал. Принять, однако, нужно было.

- Проси. Рад тебя видеть, - сказал он устало, когда в дверях появилась фигура великого князя. - Что-то давно не показывался...

- Одолели дела, ваше величество. А кроме того, к царям, говорят, надо ходить как можно реже, чтобы двери не скрипели...

Император был не расположен к такому тону, и великий князь после небольшой паузы начал все сначала:

- Я пришел вас поздравить с выздоровлением наследника. Говорят, мальчик окончательно поправился?

- Да, мальчик здоров. Почти здоров.

- А кроме того, - сказал великий князь, засунув руку во внутренний карман своего безукоризненного кремового пиджака, - я хотел бы передать вам...

- Прошение?

- Нет. Письмо, ваше величество...

Император подошел к окну и долго смотрел за тем, как менялись караулы. Он был сторонником пунктуальности и порядка. Ночами он читал огромнейшее количество сообщений и реляций, прорабатывал все, что поступало через его канцелярию, но прошения, которые шли к нему конфиденциально, его раздражали уже одним тем, что они изначально, априори пытались обойти установленные правила.

- Разве нельзя было передать письмо но инстанциям?

- Нет, ваше величество. Это письмо от графа Льва Николаевича Толстого.

Государь не любил художественную литературу. По вечерам они иногда читали в кругу семьи маленькие сборники рассказов Лейкина, Аверченко, но интересовались не столько текстом, сколько рисунками, смешными карикатурами.

- Там содержится какое-нибудь неуважение к трону?

- Очень может быть, ваше величество.

- Разве вам незнакомо содержание письма?

- Нет, ваше величество.

- Ну тогда откройте конверт и прочтите. Какой вам резон передавать письма, содержание которых вам неизвестно?

Николай Михайлович уселся за небольшой угловой столик и, вскрыв конверт, принялся читать:

- "Брат мой... Вас, вероятно, вводят в заблуждение относительно любви народа к самодержавию и его правителю - царю. Не верьте тому, что, встречая вас в Москве или в других городах, толпы народа бегут за вами с криком "ура!". Часто эти люди, которых вы принимаете за выразителей народной любви к вам, суть не что иное, как полицией подстроенная толпа, долженствующая изображать преданный вам народ, как это было, например, с вашим дедом в Харькове, когда собор был полон ликующего народа, но весь народ состоял из переодетых агентов сыскной полиции..."

Стоя у окна, император долго следил за тем, как кружит воронье над прилегающим к Адмиралтейству нарком.

- Вам известно что-нибудь о мотивах, побудивших графа написать столь странное письмо?

- Нет, ваше величество...

- Уж эта мне интеллигенция, - сказал государь, изобразив на лице брезгливое выражение при слове "интеллигенция". Потом, после небольшой паузы, спросил, все еще стоя у окна: - Вы, кажется, желали еще что-то сообщить?

- Да, ваше величество. Граф весьма озабочен, как бы это письмо не попало в третьи руки. Он не хотел бы, чтобы оно было использовано вашими врагами.

- Хорошо.

- И... и это будет вашим ответом?!

- Да, разумеется. Граф же у меня ничего не просит. Что до того - любит ли русский народ своего царя или нет, то ведь это касается только меня и моего народа.

После ухода великого князя государь, покинув кабинет покойного, вернулся в левое крыло дворца и, едва войдя к себе, послал за Столыпиным. После смерти своего наставника и ближайшего советника Победоносцева государь часто ощущал потребность в близком человеке - с кем можно было бы поделиться своими печалями и сомнениями.

Не имея такого друга, он часто посылал за Столыпиным, человеком, наиболее близко стоявшим к управлению страной. Однако государю не удавалось преодолеть свою скрытную, полную сомнений натуру, и, когда Столыпин приходил, от доверительности, служившей поначалу поводом для вызова, не оставалось и следа.

На этот раз, когда появился Столыпин, имевший резиденцию в том же Зимнем дворце, государь встретил его как никогда сухо.