Читаем Избранное. Том 2. Повести. Рассказы. Очерки полностью

В этот день он съел банку сгущенного молока, разведя его в огромном количестве воды. Это была последняя еда.

В душе Вэкэта появилось какое-то ожесточение. Он оценивающе думал о собаках: сильно ли они отощали. Надо было бы выйти и посмотреть их, но не хотелось двигаться, а от одной мысли, что придется на короткое время расстаться с теплым спальным мешком, пробирала дрожь. Вэкэт знал, что ему уже ничем нельзя будет восполнить потерю тепла. Когда он ляжет в остывший спальный мешок, то будет долго дрожать, прежде чем внутри мешка установится такая же температура, как температура его тела… Появилось ощущение раздвоенности. Один Вэкэт стал доказывать, что собаки вовсе не нуждаются в нем, нет необходимости выходить в бурю и ветер. А другой корил, что не годится так вот, сразу, распускаться, поддаваться унынию, думать о том, что придется есть собак. Ведь может случиться так, что пурга утихнет если не через час, то на следующий день. Обычно после такой долгой бури начинается южный ветер, который раздвигает расшатанные северным ураганом льды. Нерпы ловят этот миг и десятками выныривают в образовавшиеся полыньи, чтобы подышать вольным воздухом после долгого заточения под толщей льда. Скорее всего так и будет, и осталось совсем немного потерпеть. Надо хранить силы, беречь себя, чтобы после бури выйти на морской лед и добыть тюленя… Вэкэт прикрыл глаза и ненадолго заснул, убаюканный собственными мыслями.

А пурга продолжалась. Сила ветра стала ровной, и звук летящего снега держался на одной, постоянной ноте.

Вэкэту снились тревожные сны, заполненные едой и весельем. Просыпаясь среди ночи, он мешал сон с воспоминаниями, и это отвлекало его от мыслей и помогало снова засыпать.

В Красной палатке Вэкэт раздобыл Атлас СССР и нашел маленькую Эстонию. Он подробно изучал карту, произносил про себя названия городов и с удовольствием отметил, что некоторые названия начинаются с буквы «ы», как в чукотском языке.

Через два дня Агнес снова появилась под вечер, так что не было сомнения в том, что она будет ночевать. Вэкэт пожалел, что не заказал с очередным вездеходом простыни и теплое верблюжье одеяло, которое он видел в магазине районного центра. В прошлый раз его остановила цена, но теперь он готов был истратить любую сумму, лишь бы не ударить лицом в грязь перед такой гостьей.

— Я принесла подарки матери и отцу! — объявила Агнес с веселой улыбкой.

Туар она подала легкий головной платок, совершенно бесполезный в эту пору. Он был весь разрисован видами Таллина: острые шпили, узкие улочки, изображения кораблей и толстоногого человечка с флагом-флюгером в руке.

— Это старый Тоомас, — нежно сказала Агнес, показав на него.

Мрэну Агнес преподнесла бутылку водки.

— Это настоящий мужской подарок! — с довольным видом ответил отец, забыв в одну минуту неприязнь к Агнес.

Один Вэкэт был недоволен, Нет, подарок маме был хорош и уместен, но отцу… Ведь он не удержится, начнет пить сразу, не дожидаясь, пока Агнес уснет или уйдет.

Перед ужином Агнес шепталась о чем-то с матерью. Мать достала свитый из оленьих жил метр и принялась обмерять девушку.

Вэкэт демонстративно раскрыл книгу.

— Сын! — окликнул отец Вэкэта. — Ты почему не разговариваешь с гостьей? Спросил бы, как живет северный эстонский народ. Поговорили бы о дружбе народов, о социалистическом соревновании… Мало ли о чем можно поговорить молодым образованным людям? Советская власть открыла вам все пути…

Так, отец уже успел приложиться к подарку. После водки он заговаривал так, словно вслух читал районную газету.

Вэкэт отложил книгу.

Мать кончали обмерять Агнес, и теперь они обе склонились над большим мешком, где были сложены пыжики, камусы, связки оленьих жил и куски охры.

Улучив минуту, Вэкэт сказал Агнес:

— Зря вы принесли отцу водку.

— А я сразу сообразила, что надо принести водку. Чукчи — северяне, эстонцы тоже. Что любит простой эстонец? Я имею в виду настоящего мужчину и трудового человека. Хорошо выпить после работы. Я рада, что не ошиблась.

Агнес задорно подмигнула Вэкэту.

— Очень правильно говоришь! — поддакнул успевший захмелеть отец. — Очень понимаешь. Человеку порой надо выпить, немного стать другим. В такой спокойной жизни, когда от тебя ушли заботы о будущем — об этом думает директор, о детях — о них заботится отдел образования, — от тебя уходит что-то человеческое… Начинаешь судить обо всем очень правильно и перестаешь ошибаться. Ты становишься со всех сторон хорош, как гладко обструганный сугроб! И вдруг начинаешь понимать, что такой ты сам себе противен… Тогда надо выпить, чтобы потом тебе захотелось стать скова хорошим!

Вэкэт давно привык к таким рассуждениям отца, но на этот раз ему невольно приходилось вникать в смысл того, что говорил тот, потому что Агнес слушала внимательно, и ее интерес к словам старика был непохож на простую вежливость.

Мать подала чай, холодное оленье мясо.

Перейти на страницу:

Все книги серии Избранные произведения в двух томах

Избранное. Том 1
Избранное. Том 1

Зия Самади — один из известных советских уйгурских писателей, автор ряда романов и повестей.Роман «Тайна годов», составивший первый том избранных произведений З. Самади, написан на достоверном жизненном материале. Это широкое историческое полотно народной жизни, самоотверженной борьбы против поработителей.Автор долгие годы прожил в Синьцзяне и создал яркую картину национально-освободительной борьбы народов Восточного Туркестана против гоминьдановской колонизации.В романе показано восстание под руководством Ходжанияза, вспыхнувшее в начале 30-х годов нашего века. В этой борьбе народы Синьцзяна — уйгуры, казахи, монголы — отстаивали свое право на существование.

Валентина Михайловна Мухина-Петринская , Зия Ибадатович Самади , Кейт Лаумер , Михаил Семенович Шустерман , Станислав Константинович Ломакин

Детективы / Исторические любовные романы / Проза / Историческая проза / Советская классическая проза / Научная Фантастика / Роман / Образование и наука

Похожие книги

Тихий Дон
Тихий Дон

Вниманию читателей предлагается одно из лучших произведений М.Шолохова — роман «Тихий Дон», повествующий о классовой борьбе в годы империалистической и гражданской войн на Дону, о трудном пути донского казачества в революцию.«...По языку сердечности, человечности, пластичности — произведение общерусское, национальное», которое останется явлением литературы во все времена.Словно сама жизнь говорит со страниц «Тихого Дона». Запахи степи, свежесть вольного ветра, зной и стужа, живая речь людей — все это сливается в раздольную, неповторимую мелодию, поражающую трагической красотой и подлинностью. Разве можно забыть мятущегося в поисках правды Григория Мелехова? Его мучительный путь в пламени гражданской войны, его пронзительную, неизбывную любовь к Аксинье, все изломы этой тяжелой и такой прекрасной судьбы? 

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза