Профессор сидел, рассказывая о Фарли Моуэте, а затем, посмотрев на часы, сказал: «Мне, Фарли, пора на лекцию, пойдем, проводи меня немного». Они дошли до автострады, которую нужно было пересечь, и Василий Андреевич попросил Фарли дальше не провожать, пообещав ему завтра прийти и принести какой-нибудь гостинец. Так началась эта удивительная дружба, продолжавшаяся два года. Василий Андреевич приходил к роднику тогда, когда у него были лекции и семинары в институте. Он выходил из дома иногда за три часа, но были дни, когда у него в институте не было никаких дел, и он приходил к Фарли просто так, чтобы посидеть, поговорить. Фарли, завидев профессора, встречал его громким лаем, несся сломя голову, подпрыгивал, норовя лизнуть его, подметал землю хвостом, бодая головой, терся об ноги. Словом, встречал своего нового хозяина, и так почти каждый день.
Но вот случилась беда с Фарли. Рядом с ним не оказалось Василия Андреевича. Он был в это время на философской конференции в Тамбове. А когда, вернувшись, появился у родника, то не обнаружил своего друга. Нашел он его в ограде дома, который сторожил Фарли. Он лежал около изгороди в крови. Волоча задние ноги, с трудом пополз навстречу профессору и, когда они встретились, лизнул сухим шершавым языком руку хозяина. Это уже говорило о серьезности положения. Он сбегал с банкой до родника, набрал воды, разжевал мелко мясо, хлеб, принесенные с собой для Фарли, и вместе с водой поил друга, понимая, что необходимо отпаивать его жидкостью, так как Фарли потерял много крови. Этим же вечером профессор привел к Фарли врача-хирурга, который сделал операцию, обработал рану, зашил ее и сказал, что пес будет жить, но за ним нужен уход.
– А почему бы Вам, Василий Андреевич, не взять его домой, – сказал врач.
– Видите ли, Владимир Петрович, – начал профессор. – Фарли – сибирская лайка, а для него место в городском доме – тюрьма, где он не выдержит. Этот брошенный дом он охраняет, и, видимо, здесь он родился. Фарли будет здесь находиться до тех пор, пока не снесут все дома. Несколько дней назад «деревеньку» покинули два последних ее жителя, так что недолго осталось ему здесь жить.
Фарли начал поправляться, друзья снова ходили посидеть у родничка. Там, поглаживая Фарли, профессор рассказывал другу о своей жизни: «Мне тоже было не сладко. Родился в войну. Отец, хотя и в возрасте, воевал, два моих старших брата погибли, я их не видел, так как был последним. Мать день и ночь работала в колхозе, не до меня было. Много в это время умерло от голода нашего брата – детей. С 14 лет трудился в колхозе на разных работах. Служил в армии в танковых войсках водителем танка. А когда поступил в университет, то снова вспомнил голод. В солдатской робе ходил два года, стипендия, даже повышенная, была 28 рублей. Пришлось подрабатывать: разгружал уголь, ездил со стройотрядами в Казахстан. И не поверишь, Фарли, многим студентам присылали деньги из дома, а я отправлял заработок за лето домой, родителям. Они у меня уже были старенькие, немощные, изработавшиеся. Колхозу отдали 40 лет, получали пенсию по 12 рублей в месяц. Почти каждое лето, во время студенческих каникул, я приезжал домой в свою деревню. На все лето хватало дел: заготавливал дрова, накашивал сена для коровенки Майки, ухаживал за кормильцем – огородом. Во всех делах неизменным помощником у меня был пес, похожий на тебя, Фарли. Он со мной и на рыбалке, и на охоте, и на покосе.
Лиха я хватил в своей жизни не больше, чем сверстники – тяжела для всех была жизнь после войны. Надо любить жизнь во все времена, мой друг, и радоваться каждому ее мгновению. Мне бы очень хотелось, хотя бы на какое-то время, вернуться в то трудное далекое детство, разбежаться с берега и бултыхнуться в речку Тару, милую речку моего детства. Все чаше и чаще думаю о своей деревне, о жизни того времени. Люди приносят большие жертвы, чтобы жить в соответствии с тем, что они считают должным, но как хочется освободиться от обязанностей, хотя бы на некоторое время.
Ты понимаешь, Фарли, от этих постоянных дум о деревне я, неожиданно для себя, начал писать стихи: