Избранное

       Коли уже Гомер так “писал”, вразброс, непоследовательно, то некоторые свои сегодняшние мысли о нем тем более можно записать фрагментарно, сбивчиво, как бог на душу положит. Здесь, разумеется, есть некоторая натяжка: “Илиада” не эссеистика, перед древним певцом брезжил “план”, его, действительно, воодушевляло “величие замысла”. Но и тогда, три тысячи лет назад, поэт понимал, что последовательный рассказ скучен. Более того, наверное, он исходил из своего знания об устройстве человеческой психики и памяти, которое и подсказало ему свободное обращение со временем: счастливое семилетнее забытье в гроте у нимфы Калипсо пролетело как один день – и долго говорить о нем незачем. А вот о трехдневной буре, грозившей герою гибелью, быстро не расскажешь: семь лет и три дня потребовали примерно одинакового количества стихов.

       Ахматова считала, исходя, по-видимому, из своего любовного опыта, что большая любовь длится самое большее – семь лет, дальше наступает крах или вырождение. Грустное наблюдение. Хочется верить, что бывают исключения из правил. Интересно, помнила ли она о семилетней любви Одиссея и нимфы Калипсо?

                            3.              

Ждал он, со стоном на камне вися, чтоб волна пробежала

              Мимо; она пробежала, но вдруг, отразясь, на возврате

              Сшибла с утеса его и отбросила в темное море.

              Если полипа из ложа ветвистого силою вырвешь,

              Множество крупинок камня к его прилепляется ножкам:

              К резкому так прилепилась утесу лоскутьями кожа

              Рук Одиссевых…

       Вот такие поэтические подробности. Чем старше я становлюсь, тем меньше желания заниматься теоретическими построениями или объяснять, мороча голову себе и людям, чем хорошие стихи отличаются от плохих. Не лучше ли ткнуть пальцем в строки, подобные только что приведенным – и больше ничего не надо, всё более или менее ясно. Вот так трудился “всесильный бог деталей” еще три тысячелетия назад. Как скучны беспредметные, слепорожденные стихи , например, символистов (не всех, конечно, но большинства из них), с минимальным словарным запасом… Так же, как едва ли не все (за редким исключением) сегодняшние стихи как начинающих, так и продолжающих и заканчивающих…

       Но какой замечательный переводчик - Жуковский! Если бы еще вместо “крупинок” постарался вернуть слову правильное ударение, - было бы совсем хорошо.

                            4.

       И еще подумаешь: да есть ли прогресс в литературе? Не помню, где (стал искать – не могу найти), не то в статьях, не то в заметках, Пушкин говорит, что прогресс существует в промышленности, производстве (что-то в этом роде), но его не может быть в литературе.

       Одиссей, цепляющийся за камень, оставивший свою кожу на нем, вся метафора с полипом и его ножками так хороши, что невольно согласишься: прогресса в поэзии нет. Прогресса нет, но есть изменения, перемены, смены жанров и форм. Впрочем, и эти перемены для каждого нового народа, каждой новой цивилизации начинаются заново, с нуля. Сколько же веков понадобилось греческой поэзии, чтобы прийти к Гомеру, который уже для Платона или Софокла стал едва ли не мифологическим персонажем – и нам кажется, что до него вообще никого не было.

       Как это никого не было? Женихов Пенелопы, пирующих в доме Одиссея, услаждает пением певец Фемий; да мало ли, можно вспомнить и Орфея, пением которого заслушивались лесные звери. Уж они-то, точно, способны оценить предметность, конкретность, может быть, и метафоричность, - абстракции им ни к чему. Благодарная аудитория. Еще и потому благодарная, что мало кто так слышит интонацию, как они. Помнишь, мы кормили с тобой американских кошек, оставленных на наше попечение (хозяева квартиры уехали на два дня). Кошки отлично всё понимали – и приветливость, и запреты, не зная русского языка, английского, надеюсь, тоже.

       Пушкин, кстати сказать, читал стихи “старой няне”, да еще стае “диких уток” (“Вняв пенью сладкозвучных строф, Они слетают с берегов”) Подозреваю, что няня, при всем моем уважении к ней, понимала “Под небом голубым страны своей родной…” не лучше, чем дикие утки.

       Заодно заметим, что Пушкин (и это совпадает с некоторыми свидетельствами современников), пел свои стихи (“вняв пенью сладкозвучных строф”), т.е. читал нараспев, а не с выражением, напирая на смысл.

                            5.

       Почему вдруг потребовалось срочно перевести “Илиаду” на русский язык? Гнедич посвятил своему труду много лет жизни, приступив к нему вскоре после победы России над Наполеоном.