Избавление

Никто не встретил, не отозвался. В правом углу особняка тускло светилось из–за штор окно. Одно–единственное. Она знала: это его окно. Румыны в такую пору обычно спят.

"Чего же он не вышел?.. А ведь настойчиво приглашал. И час назначил".

Наталья прошлась возле решетки, снова приблизилась к высокой калитке и резко, торопливо подергала за ручку. Над козырьком у входа вспыхнул свет, следом со скрипом открылась дверь.

— Роман Семенович, это я, Наталья, — взволнованно и, казалось, рассерженно проговорила она.

— Наташа! Родненькая, ну, скорее. Да–как же так — я уж заждался. А в эту минуту, признаться, увлекся… Занятная книга!

С этими словами он сбежал вниз, шаркая тапочками, торопливо открыл калитку, пропустил вперед Наталью, вежливо поддерживая за руку.

— Зачитался… Дьявольски интересно… Вы уж извините меня.

В прихожей Наталья стянула с себя шинель, повесила ее и неслышными шажками прошла в комнату. Ей бросились в глаза старый резной трельяж, широкая двуспальная кровать, небрежно убранная, а над кроватью почти во всю стену гобелен с изображением оленей и экзотических деревьев.

— Однако неплохо устроились, — сказала Наталья.

— Заграница умеет обставлять быт. Да скука меня в этих хоромах заедает, — возразил Роман Семенович. — Благо целую науку постигаю.

— Что же вас увлекло, какая наука? — допытывалась Наталья.

Хирург остановился посреди комнаты и, потирая указательным пальцем лоб, продолжал:

— Меня все время занимает гипноз… Вы понимаете, что каждое лекарство, хоть в самой микроскопической дозе, содержит в себе яд… Одно с помощью лекарства излечивается, другое — убивается, хоть и медленно, постепенно.

Наталья, еще не садясь, возразила:

— Но болезнь надо прежде всего излечить.

— Да, надо, но каким образом? — горячо ответил ей Роман Семенович. Организм — это цельная, единая система, и нельзя, преступно, излечивая один орган, нарушать нормальную, здоровую деятельность другого… — Он оглянулся: — Ну, ты садись, присядь, пожалуйста, — перейдя вдруг на "ты" и пододвигая ей стул, промолвил хирург.

Наталья и раньше много думала о врачевании, спорила с собой, сомневалась — можно ли найти какие–то иные методы эффективного лечения? И сейчас она поверила хирургу — хотелось услышать от него нечто такое, что перевернет ее воззрение, подскажет ей выход, — и опять усомнилась. "Зачем он заговорил о гипнозе? Что это, забавы ради, для потехи или рисуется передо мной?" — подумала она, готовясь в случае необходимости спорить, возражать и быть неуступчивой.

— Вы это всерьез о гипнозе? — спросила Наталья.

— Да, вполне серьезно.

— И что же намерены делать?

— Изучу вот, — кивнул Роман Семенович на книгу, — освою и, если мне удастся, пойдет дело, буду лечить гипнозом…

— Роман Семенович, но поймите же… Мы находимся на фронте, завяжутся опять бои, начнется массовое поступление раненых, нам ли до экспериментов? И когда? Раненые требуют скорой помощи… Тот же Денисюк, он просит, он молит, он кричит о помощи! Прикован ведь. А вы, простите, с гипнозом… Толкуют, не наука это, а шарлатанство!

Роман Семенович, будто сердясь на кого–то, отошел к окну, вгляделся в провал тьмы. Затем, резко обернувшись, столь же резко возразил, что отвергают эту науку те, кто ничего в ней не смыслит.

— Я заверяю, что в недалеком будущем гипноз найдет широкое применение, — добавил он убежденно.

— Предположим. А какое применение в вашей практике хирурга может найти гипноз? — спросила Наталья недоверчиво.

— Самое непосредственное. Ведь загипнотизированный человек находится, в сущности, в ваших руках, то есть врача–гипнотизера. Он становится как бы материалом, с которым можно поступать как угодно и… даже кроить! улыбнулся Роман Семенович. — Загипнотизированный неподвижен, дыхание у него замедленно. Если постучать громко — он не услышит, тронуть его рукой — не почувствует. Еще большее мы наблюдаем при глубоком гипнозе, тогда человек не чувствует и очень сильных болей — ожога, пореза, укола… Ко всему совершенно безразличен. Такая полная потеря болевой чувствительности дает возможность хирургу использовать гипноз для обезболивания операций.

— Ну, Роман Семенович, вы, кажется, станете магом, — усмехнулась Наталья.

Он же отвечал серьезно:

— Если бы в медицине не было помех, то гипноз давно бы пробил себе дорогу в клиники и госпитали.

— В чем же помехи?