Читаем Из жизни облаков полностью

- Ты что - рехнулся? Это же море! Если что - нас не спасут парашюты, а надувной лодки нет!

Теперь до Артура дошло. Лицо его вытянулось.

- У меня такие любопытные наблюдения идут, - проговорил он с огорчением.

Я тоже не очень-то стремился обрывать полет. Хотелось дожать до конца, пока есть балласт и силы. Конечно, полет над Каспием мог стать гибельным. Ну а вдруг повезет?!

- Давай Семена спросим, - Артур наклонился над дремавшим Сеней.

- Меня не надо спрашивать, - он вдруг открыл глаза. - Я как вы.

- Мы - за!

- А вот начальство будет против.

Как раз в этот момент запиликала станция. Вызывали нас. В штабе, где следили за курсом, тоже увидели, что нас несет в Каспийское море. По всем наставлениям, которых придерживались раньше аэронавты, над морем летать запрещалось. Наставлениям надо верить - они писались кровью. Двое итальянцев рискнули перелететь Средиземное море. Их шар попал в потоки, особенно сильные над водой. Аэронавты боролись как могли, то сбрасывая груз, то стравливая газ. Но стропы не выдержали перегрузок. Гондола оборвалась и скрылась в волнах...

Радистка штаба упорно вызывала меня. Она просила, требовала отозваться. Но я медлил. Артур обвел нас взглядом:

- Так летим или нет?

- Летим! - Я кинулся к рации, отозвался.

И тут же сыпанул сердитый текст: "Немедленно садитесь. Это приказ. Морозейкин".

Ответил: мол, ничего не слышу, понять не могу. Так играл в кошки-мышки минут пять, представляя, какой переполох творится в штабе. Ну а потом выполнять приказание стало поздно. Нас прямехонько выносило в Каспийское море.

С высоты оно виделось плоским и очень далеким. Но когда шар стал снижаться, мы услышали незнакомый гул. Когда плывешь на теплоходе, то ощущаешь удары волн о корпус. Стоя на берегу, мы прежде всего слышим прибойный шелест гальки, грохот подводных камней. Теперь же, когда невдалеке вздымались волны и бросались одна на другую, рев казался неправдоподобно глубоким, как у трубы, звучащей на самых низких басах.

Ни Морозейкин, ни Гайгородов, ни Стрекалис, ни авиационное начальство не добрались до нас. Зато устроила нам выволочку стихия. Ветер то бросал шар к волнам, то подфутболивал вверх. Нас вдавливало в пол, точно прессом. Оболочка подозрительно трещала. Гондолу качало, как шлюпку в бурю. Мы цеплялись за край корзины. Тот же бешеный вихрь, который помыкал нами, трепал и оболочку вокруг аппендикса. Тень от аэростата подскакивала на пенных волнах, какие бывают при жестоком шторме, но выяснить, движемся мы или висим на месте, не удавалось. Оставалось ждать, закрыв глаза, и гадать, чем все это кончится. Все равно мы ничем помочь не могли, и нам тоже никто не поможет.

Истошный вопль подняли животные. Митька метался по корзине, опрокидывая термосы, приборы, аккумуляторы. Прошка взвился к подвесному кольцу и орал, словно с него сдирали шкуру.

Достигнув какого-то невидимого потолка, аэростат валился вниз. Пол уходил из-под ног, выворачивало внутренности. У самых волн гондола с хряском врезалась в тугую прослойку воздуха и снова неслась к небесам. А мы смахивали с лица соленые капли брызг. За это время Сенечка выкинул треть оставшегося в запасе песка.

Основательно намяв нам бока, судьба наконец смилостивилась. Через несколько часов мы обнаружили, что попали в струю западного ветра. Она понесла нас на восток, в сторону спасительного берега.

Показался корабль. Было видно, как он боролся со штормом, работая машинами на полную мощность. От его форштевня расходились волны, похожие на седые усы. Значит, мы не одни. Уж если не спасут, то увидят, как гибли, сообщат... После мы узнали, что этот корабль имел к нам прямое отношение. Поняв, что нас вынесло в Каспий, штаб обратился к морякам Каспийской флотилии за помощью. Те по-военному оперативно послали в море корабль сопровождения.

Вскоре на горизонте показалась фиолетовая полоска суши. Затем появилось нечто вроде фрегата с белыми парусами. По мере приближения ковчег распадался, ширился и развертывался уже стройной флотилией, словно перед баталией. Артур посмотрел в бинокль. Флотилия мгновенно потеряла свою сказочность. Это были не корабли, а строй светлых многоэтажек Шевченко - одного из молодых городов на полынно-солончаковом Мангышлаке.

Шевченко, по существу, был первым городом, над которым мы пролетали днем и могли разглядеть его в деталях. По зеленым проспектам, раздувая белые фонтаны, шли машины-поливальщицы, пролетали "Волги" и "Жигули", автобусы заглатывали на остановках пестро одетых людей. Мы старались угадать, где находятся фабрики каракуля и верблюжьей шерсти, химические заводы, исследовательские институты, но дома скрывала густая зелень. Только вынесенную за город атомную станцию, первую в мировой практике оснащенную реактором, работавшим на быстрых нейтронах, мы узнали по высоким трубам и корпусам из стекла и бетона. От нее уходили высоковольтные опоры к буровым вышкам и эксплуатационным установкам, темневшим островками в желтой пустыне.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии