Из зарубежной пушкинианы

«Я уверена, что Вы — человек чести, Жорж, и я не сомневаюсь ни на минуту, что эту жертву Вы принесете для меня. Я вышла замуж и хочу быть хорошей женой. Человек, за которого я вышла замуж, заслуживает счастья. Я умоляю Вас сжечь все мои письма и уничтожить мой портрет. Пожертвуйте этим для моей безопасности и для моего будущего. Сделайте это во имя тех счастливых дней, что я подарила Вам. Вы заставили меня задуматься о моей жизни и настоящем долге женщины. Конечно, Вы не захотите уничтожить то, что создано Вами, и если Вы это сделаете, я не смогу быть счастливой. Не пишите мне больше, я не могу получать больше ни строчки, которую мой муж не мог бы читать. Будьте счастливы, чего я Вам желаю; так счастливы, как я мечтаю. Пусть у Вас будет счастье, которого я не могла Вам дать. Теперь мы разлучены навеки, и Вы можете быть уверены, что я никогда не забуду, что Вы сделали меня лучше и пробудили во мне лучшие чувства и мысли, которые я не знала до встречи с Вами. Еще раз прощайте, Жорж».

— Прежде чем задать вам третий вопрос, Серена, позвольте мне процитировать то место из письма Дантеса Геккерну от 6 марта 1836 года, где он пишет о себе и Наталье Николаевне:

«Верю, что были мужчины, терявшие из-за нее голову, она для этого достаточно прелестна, но чтобы она их слушала, — нет! Она же никого не любила больше чем меня, а в последнее время было предостаточно случаев, когда она могла бы отдать мне все — и что же, мой дорогой друг — никогда ничего! Никогда в жизни!

Она была много сильней меня, больше двадцати раз просила она пожалеть ее и детей, ее будущность, и была столь прекрасна в эти минуты (а какая женщина не была бы), что, желай она, чтобы от нее отказались, она повела бы себя по-иному, ведь я уже говорил, что она столь прекрасна, что можно принять ее за ангела, сошедшего с небес. В мире не нашлось бы мужчины, который не уступил бы ей в эти мгновения, такое огромное уважение она внушала. Итак, она осталась чиста; перед целым светом она может не опускать головы. Нет другой женщины, которая повела бы себя так же…»

Какой образ! Я думаю, дорогая Серена, что так о Наталье Николаевне не писали даже самые горячие ее поклонники из среды советских литературоведов послевоенной поры, той поры, когда ее обожествление стало официальной литературной политикой. А вот Щеголев, Ахматова и Цветаева относились к ней иначе… И, как видите, любя Дантеса, она оставалась верной женой. Где же правда?

— Да, такими отношения оставались до осени. Ее свекровь умерла 29 марта 1836 года, и был месяц траура, потом она родила дочь Наталью и только осенью снова стала выезжать в свет. А вот что было осенью 1836 года, — это особая тема… Вы говорите о том, что Наталья Николаевна оставалась верной Пушкину. Но разве измена — это только физическая близость с другим? А измена сердца — это ли не измена? Где провести границу? В Евангелии сказано о грехе прелюбодеяния в сердце. К мужчинам и женщинам это относится в равной мере. Наталья Николаевна — только женщина. А женщина, как и мужчина, может любить не один раз. Вы хотите знать мое собственное мнение о Наталье Николаевне? Вот оно: она была поджигательница. Пушкина погубила ее игра в поджигание. Я думаю, что если бы она пошла в своих отношениях с Дантесом до конца, Пушкин не погиб бы…

Здесь я прервал собеседницу.

— Ну кто же это знает? Сам Пушкин считал, что смерть предопределена свыше…

— Игра в поджигание обернулась осенью 1836 года взрывом. В письме из казармы, которое я датирую 17 октября 1836 года, Дантес пишет о решительном объяснении с Натальей Николаевной в гостях у В. Ф. Вяземской. После этого разговора Дантес совсем теряет голову. Он просит Геккерна поговорить с Натальей Николаевной на приеме у баварского посланника, нет, не просит, а требует. Требует сказать, что между ними должны быть более интимные отношения. В своем отчаянии, каком-то безумии он пишет…

Серена показывает мне ксерокопию этого письма.

— Вот здесь… Всю эту фразу Дантес зачеркнул, так что читается только «Tu pourrais aussi lui faire peur et lui fair entendre que…» Точно перевести и понять эту фразу невозможно. Дантес просит Геккерна в этом разговоре припугнуть и внушить… Но кого припугнуть, ее или его, т. е. Наталью Николаевну или Пушкина? И как припугнуть, рассказать все мужу? Я показала письмо парижской и миланской криминальной полиции. Была использована вся современная техника, но прочесть не смогли. Одно установлено точно. Дантес написал это и сразу же зачеркнул и размазал чернила кончиком пера. Он уничтожил эту фразу сразу же, а не потом.

— Таким образом, Серена, Вы полагаете, что в октябре Наталья Николаевна снова отвергла Дантеса.

— Да, во второй раз. Но игра в поджигание накалила обстановку. Дантес не владеет собой. Наталья Николаевна испытывает страх, а Пушкин, видимо, объяснился с Дантесом и выставил его за дверь дома, где он начал бывать еще в начале года. К тому же Наталья Николаевна ревнует Дантеса к сестре Екатерине, которая уже тогда была в связи с ним и, видимо, рано забеременела.