- Но ведь у нас и без леди Гриффон есть средства, не правда ли?
Милорд пожимает плечами.
- Пусть так, моя милочка. У меня нет иных причин противиться браку, когда он основан на столь бескорыстной любви.
На этом разговор окончился. Мисс вышла, закатив глаза и прижавши ручки к сердцу. Милорд зашагал по комнате, руки в брюки, сияет от радости и напевает, к великому моему удивлению:
Вот идет герой с победой,
Тили-тили дум, тили дум-дум-дум.
Поет и шагает, да все быстрей и быстрей. А я стою в изумлении - но уже начинаю понимать. Так он, выходит, не целится на мисс Гриффон! Пусть себе хозяин на ней женится! Но ведь у ней сост...?
Стою этак истуканом, руки по швам, глаза вытаращил, рот разинул и дивлюсь про себя. И только милорд допел свою песенку, а я додумал до слога "сост...", как вдруг - стоп! Расхаживая и напевая, он наскочил на меня, так что я отлетел в один угол, а он - в другой, и мы лишь с немалым трудом опять утвердились на ногах.
- Так ты, оказывается, все время здесь, каналья? - говорит милорд.
- Раз уж ваша светлость изволили меня заметить, я здесь, - говорю я. И этак на него смотрю. Он видит, что мне все понятно.
Тут он немного посвистал, как обычно, когда бывал в задумчивости (это самое он, наверное, делал бы, если б его вели на виселицу). Посвистал и говорит:
- Слушай-ка, Чарльз, надо их завтра же поженить.
- Надо ли, сэр? - говорю я. - Мне кажется...
- Постой, милейший, если они не поженятся, что ты выигрываешь?
Я задумался. Если они не поженятся, я потеряю место, потому что у хозяина едва хватит денег на уплату долгов, а какой мне интерес служить ему в тюрьме или в нужде?
- Вот видишь, - говорит милорд. - А теперь смотри. - И достает хрустящую, новенькую, белую как снег СТОФУНТОВУЮ бумажку! - Если мой сын завтра женится на мисс Гриффон, ты получишь вот это; а кроме того, пойдешь служить ко мне и будешь получать вдвое больше теперешнего.
Ну как тут устоять человеку?
- Милорд, - говорю я, прижавши руку к груди, - мне бы только залог, и я ваш навеки.
Старый лорд улыбается и треплет меня по плечу.
- Правильно, юноша, правильно. Ты далеко пойдешь. Вот тебе и залог. Вынимает бумажник, прячет стофунтовый билет и достает другой, в пятьдесят фунтов. - Это сейчас, а остальное получишь завтра.
Беру дрожащей рукой бумажку, - никогда прежде не держал в руках и пятой доли этих денег, - бросаю на нее взгляд: все правильно - пятьдесят. Банковский чек, выписанный Леонорой Эмилией Гриффон и ее рукою подписанный. Вот оно что! Думаю, что теперь и читатель догадался, в чем дело.
- Итак, помни, с нынешнего дня ты служишь мне.
- Премного благодарен вашей светлости.
- К черту, - говорит он, - делай свое дело и помалкивай.
Вот так я и перешел от достопочтенного Элджернона Дьюсэйса к его светлости лорду Крэбсу.
* * *
Вернувшись в тюрьму, куда Дьюсэйс по заслугам угодил за свое беспутство, я, по правде сказать, почувствовал к нему одно лишь презрение. Обобрал бедного Докинса обманул своего же брата шулера Блюита, а теперь хочет ради денег жениться на уродине мисс Гриффон - что же его жалеть, этакого мошенника и мерзавца? И я решил утаить от него конфинциальную беседу с его светлостью, моим новым хозяином.
Я только отдал ему записочку мисс Гриффон, которую он прочел с довольным видом. Потом, оборотясь ко мне, он спросил:
- Ты отдал письмо самой мисс Гриффон?
- Да, сэр.
- И все сказал, как я велел?
- Да, сэр.
- А лорда Крэбса при этом не было?
- Не было, сэр, клянусь честью.
- К черту твою честь! Почисть мне сюртук и шляпу да ступай за каретой, слышишь!
* * *
Я делаю, как приказано, а вернувшись, застаю хозяина уже в тюремной конторе, которая называется greffe. Чиновник достал огромную приходную книгу и разговаривал с хозяином на французском языке. Кое-кто из горемык-заключенных были тут же и с завистью на них поглядывали.
- Итак, милорд, - говорит чиновник, - ваш долг составляет девяносто восемь тысяч семьсот франков, плюс издержки заключения, плюс проценты, итого сто тысяч без тринадцати франков.
Дьюсэис торжественно достает из бумажника четыре тысячи фунтов.
- Это не французские деньги, но, надеюсь, они вам знакомы, господин greffier.
Greffier обращается к старому меняле Соломону, который, по счастью, оказался тут же - навещал своих клиентов в тюрьме.
- Les billets sont bons, - говорит тот, - je les prendrai pour cent mille douze cent francs, et j'espere, mylor, de vous revoir {Банкноты правильные; я готов дать за них сто одну тысячу двести франков и надеюсь еще свидеться с вами, милорд (франц.).}.
- Отлично; я так и знал, что правильные, - говорит greffier. - Сейчас отдам милорду сдачу и выправлю пропуск.
Так и сделали. Бедные узники прокричали "ура", двойные железные ворота раскрылись и снова захлопнулись, и мы с Дьюсэйсом вышли на свободу.
Он пробыл в тюрьме всего шесть часов - и вот опять свободен - и завтра женится на десяти тысячах годового дохода. И все-таки на нем лица не было. Он только что поставил на карту свои последние деньги и теперь, выходя из Сент-Пелажи, имел за душой каких-нибудь пятьдесят фунтов.