о «медовом месяце» судебной реформы, с большой любовью и благоговением отзывается о Судебных уставах 1864 года, служивших ему «путеводной звездой», и час го сетует по поводу многочисленных «подчисток и помарок», произведенных в последующие годы и исказивших «основные начала» пореформенного суда.
Оценивая как судебную реформу 1864 года, так и всю «эпоху великих реформ», А. Ф. Кони не может отрешиться от свойственных либеральному деятелю туманных
Восторг русского либерального общества и либерально настроенных судебных деятелей шестидесятых годов прошлого века в связи с введением нового суда станет более понятным при сравнении «старого» и «нового» судоустройства и судопроизводства.
Дореформенный суд строился на принципе сословности, его деятельность была сложной, запутанной и недоступной народу. Многомиллионная масса крепостных крестьян не имела права обращаться в государственные суды. Помещик своей властью мог передавать принадлежащих ему крестьян в арестантские роты сроком до 6 месяцев, в рабочие дома до 3 месяцев, подвергать аресту до 2 месяцев, наказывать розгами до 40 ударов, отдавать в солдаты или ссылать в Сибирь.
Общегосударственная юстиция подразделялась на три основные категории: а) уездные суды, б) губернские судебные палаты по уголовным и гражданским делам, в) правительствующий Сенат.
Первой инстанцией для мелких уголовных и гражданских дел были уездные суды. Для горожан — не дворян существовал специальный суд — городской магистрат. Торговые иски рассматривались в коммерческих судах. Существовал особый суд для духовенства, а также суды различных ведомств — военные, морские и т. д.
На решения уездных и городских судов допускалась подача апелляционной жалобы в губернскую уголовную или гражданскую судебную палату, которой, кроме того, предоставлялось право по собственной инициативе ревизовать решения нижестоящих судов. По некоторым наиболее важным делам эти палаты были судом первой инстанции.
Высшей апелляционной судебной инстанцией по большинству дел был Сенат, но в случае возникновения в Сенате разногласий дело рассматривалось в Государственном совете — высшем законосовещательном органе государства. По делам крупнейших сановников Сенат был судом первой инстанции. Для суда над политическими «государственными преступниками» создавались временные специальные судебные органы. Высшим судом для духовенства являлся Синод.
Предварительное следствие не входило в компетенцию судебных органов, а находилось в руках полиции или особых чиновников. Велось оно долго, нередко с грубым нарушением закона. Документы полицейского следствия являлись часто единственным материалом, по которому выносилось решение суда. По большой категории дел, так называемых незначительных, полиции принадлежали и судебные функции. Ей предоставлялось право наказывать провинившегося розгами до 30 ударов и арестом до 3 месяцев.
Судопроизводство в дореформенном суде носило бюрократический, канцелярский характер. Дела рассматривались без участия сторон при закрытых дверях. По секретарской записке, излагавшей суть дела, судьи выносили решение. Все доказательства делились на совершенные и несовершенные. Лучшим доказательством виновности считалось сознание подсудимого, которое образно именовалось «царицей доказательств». Доказательствами могли служить данные обысков, документы, совпадающие показания нескольких «достоверных» свидетелей, причем свидетельствам мужчин придавалось большее значение, нежели показаниям женщин. Преимуществом пользовалось свидетельство знатного перед незнатным, богатого перед бедным, духовного лица перед светским. Не принимались во внимание показания «иноверцев» против православного. Имелись и другие ограничения использования свидетельских показаний.
Для осуждения требовались лишь явные улики. При отсутствии «достоверных» доказательств, несмотря на совокупность косвенных, — а так было в громадном большинстве случаев, — подсудимый не мог быть осужден и оставлялся судом «в подозрении» или «в сильном подозрении». Действующее лицо очерка, которым открывается настоящий том, — купец первой гильдии С. Т. Овсянников был судим 15 раз, и каждый раз его только «оставляли в подозрении».