Из 'Заметок о разных разностях'

На другой день, в Гейдельберге, мы вновь увидели эту даму и ее служанку, они направлялись к вокзалу уже без мальчиков. Итак, предчувствие меня не обмануло: они расстались. Эту ночь дети проведут в чужом для них месте. А дома бедная мать будет, наверное, долго стоять у их опустевших кроваток. Что поделаешь, в этом мире всегда где-то льются слезы, расстаются близкий люди, и матери молятся по ночам за своих детей. Мы же в тот день отправились осматривать Гейдельбергский замок: полюбовались видом полуразрушенных крепостных стен, причудливым нагромождением островерхих крыш и сверкающим Неккаром, несущим свои воды средь чарующего ландшафта, исполненного красоты и умиротворенности. После чего нас ждал обед, за которым мы отведали чудесного вина. А несчастная мать в этот день заставит себя съесть только скромный Abendessen {Ужин (нем.).}. Что касается ее мальчиков, то их первая ночь в школе - это жесткие койки, грубые слова, незнакомые мальчишки, изводящие насмешками и угрозами и устраивающие из этого жестокое развлечение, - большинству из нас это знакомо, мы помним, что такое первая ночь в школе. Причем первая - еще не значит самая тяжелая, да, да, мои маленькие друзья, в этом-то все и дело. И знайте, что на долю каждого выпадают страдания, и вам тоже, я уверен, суждено испытать их.

Покинув Гейдельберг, мы в скором времени прибыли в Баден-Баден, где имели счастье лицезреть и мадам де Шлангенбад, и мадам де ля Крюшкассе, и графа Понтера, и достойного капитана Шуллера. И в первый же вечер мы повстречали там - кого бы вы думали? - наших двух ребятишек: их вел свирепого вида мужчина с желтым лицом и густой бородой. Нам очень хотелось на правах старых знакомых поговорить с ними, да и мальчики, обрадовавшись встрече, устремились было к нам, но отец с мрачной злостью схватил одного из них за плечо, и они проследовали дальше. Я заметил, как мальчики испуганно смотрели то в нашу сторону, то на отца - или сурового дядю, - не знаю, кем он им доводился. Думаю, однако, что отцом. Так вот, оказывается, что с ними стало. Их ждала не школа, как я предполагал. После того как мать уехала, снабдив их чудесными книжками, чудесными запонками, шелковым бельем и ласковыми напутствиями, они угодили в лапы этого угрюмого завсегдатая игорного дома. О, это гораздо хуже, чем остаться в школе! Несчастные крошки! Несчастная мать, тоскующая у опустевших кроваток! Мы потом еще раза два встречали мальчиков неизменно в обществе того хмурого господина, но уже ни мы, ни они не осмеливались даже виду показать, что знакомы.

Из Бадена мы отправились в Базель, оттуда в Люцерн и далее, через Сен-Готардский перевал, в Италию. Побывав сначала в Милане, мы затем прибыли в Венецию. И тут я перехожу к самой удивительной части моего повествования. В Венеции есть небольшая улочка, названия которой я но запомнил. Там была лавка аптекаря, куда я однажды зашел купить средство от укусов разных зловредных тварей, которыми кишит этот город. Они здесь так дружно набрасываются на человека - и ползающие, и прыгающие, и зудящие над ухом, что однажды ночью чуть не довели меня до умопомешательства. Так вот, едва я вышел из этой лавки, приобретя флакон нашатырного спирта (он и вправду значительно облегчил мои страдания), как увидел перед собой - в это трудно было поверить! - одного из тех мальчиков, с которыми нас свела судьба по пути в Гейдельберг и в Бадене.

Я описывал вам их чрезвычайно изысканную одежду, когда они были с матерью. Здесь, в Венеции, весь наряд мальчика (а он тоже узнал меня) состоял из какой-то длинной желтой полотняной рубахи. Прежде на ногах его красовались восхитительные сверкающие башмачки, теперь же он был бос. Взглянув на меня, он побежал к ожидавшей его безобразной старухе. Та цепко схватила его за руку, и через минуту они скрылись в одном из людных переулков.

Из Венеции мы поехали в Триест (по Венской железной дороге тогда можно было доехать только до Лайбаха, а движение по Земмерингскому тоннелю не было еще открыто). Как-то во время небольшой остановки между Лайбахом и Грацем один мой товарищ вышел подкрепиться, а когда вернулся в вагон, сообщил: "Я только что видел того свирепого господина из Баден-Бадена с двумя детьми". Разумеется, до этого я рассказывал своим друзьям о мальчике, встреченном в Венеции, и о тех странных изменениях, которые претерпела его одежда. На сей раз мой спутник поведал о том, что дети выглядят бледными, изможденными и одеты в совершеннейшие лохмотья.