Из-за девчонки

Год назад, перед Костиным отъездом, дело совсем уже шло к свадьбе, но, хорошенько разузнав о Шитанге, Ирочка решила повременить. Все ничего бы, но, бывая у них в гостях, она настойчиво повторяла (в шутку, конечно), что вот ее бросают, сдают в камеру хранения, с собой не берут, а Костя слушал и мрачнел. Наверное, в глубине души Ирочка испытывала неловкость, что тропики ее пугали, и пыталась переложить эту тяжесть на Костю, а Костя не возражал. „Если бы она тогда не струсила, – думал Игорь, – все было бы наверняка по-другому и с Костей бы ничего не случилось. Возможно, он и лез во все дебри очертя голову оттого лишь, что ему было на себя наплевать“.

Наконец Ирочка отпустила Костю, отступила на шаг, медленно села в кресло, как будто бы ноги отказывались ее держать. Костя стоял без движения, галстук его сбился набок, руки висели как плети.

– Негодник, не писал целый год! – с ласковой укоризной сказала ему Ирочка. – Чем я перед тобой провинилась? Вела себя как паинька, вот можешь у Нины спросить.

Ирочка работала в деканате того самого факультета, на котором училась Нина-маленькая.

– А что касается „холостяцких хлебов“, – блеснув своими тщательно подрисованными черными глазами, Ирочка повернулась к маме, – то, Нина Ивановна, Косте прекрасно известно, что мои кулинарные способности имеют свои пределы. Я не могу приготовить ни змеиное филе, ни салат из красных муравьев. Правда же, Костя?

– Да, ты права, – ответил Костя. – Тут андаманки дадут тебе сто очков вперед.

– Знаешь, что я придумала? – весело глядя на него снизу вверх, сказала Ирочка. – Ты весь горячий. Надо тебе за отпуск хорошенько остынуть. Хочешь, поедем с тобой в Карелию? В мае будет такая возможность.

– Прекрасная идея! – в тон ей ответил Костя. – Надо ее хорошо обсудить. Пойдем, я помогу тебе раздеться.

Он протянул Ирочке руку, она легко поднялась, с намерением еще раз его обнять, но он отстранился.

– А что сегодня будет? – посмотрев на Игоря, который прилаживал „экран“, спросила она. – Я, кажется, вовремя поспела?

– Удивительно вовремя, – ответил Костя и вывел ее в прихожую.

Стоя на стуле, Игорь посмотрел им вслед. „Из-за нее, из-за нее все случилось!“ – подумал он.

– Хорошая девушка, самостоятельная, – неуверенно проговорила мама, подойдя ближе к Игорю, чтобы ему помочь.

– Эх, мама, мама! – тихо сказал Игорь. – Я же тебя предупреждал.

– А что? Что такое? – с вызовом спросила мама. – Опять я что-нибудь не так сделала?

Минут через двадцать все было уже почти готово. Отец и Костя возились на кухне, обе Нины, большая и маленькая, носили блюда с закусками и ставили на обеденный стол. Он был придвинут к дивану, стоявшему у задней стены, чтобы никто не сидел спиной к „экрану“. В центре комнаты стояла бельевая тумба, на ней полуавтоматический проектор – единственная покупка Кости, которая напоминала о валютных заработках. К музыке Костя был решительно глух, и купить на каба-эйском рынке хоть завалященький японский магнитофон ему не пришло в голову. А все остальные его приобретения были – как бы это получше сказать?… – естественного происхождения. Меч рыбы-пилы висел на стене над телевизором. Стручок на шелковом шнуре – в прихожей у телефонного столика, на том самом месте, с которого была снята журнальная фотография. Бамбуковый пулемет грозно топорщился на шкафу. Коралловые ветки, раковины и прочие редкости рассредоточились по комнатам и сразу же привыкли к своим местам. Одни лишь кокосы, до которых у Кости не доходили руки, валялись, перекатываясь по полу, и то и дело оказывались у дверей, где кто-нибудь о них спотыкался.

Игорь слонялся по квартире без дела. На душе у него было пасмурно. Желтая тень висела под белым потолком квартиры, и эта тень была – Костина болезнь. „Нет, этого не может быть! – успокаивая себя, думал Игорь. – Все слишком хорошо, так не бывает, когда хорошо“.

Костя подавал ему знаки, чтобы он отправлялся за Соней, но Игорь не решался: интуиция подсказывала ему, что все кончится „кипежем“, а Ирочкин приход только усугубил обстановку.

Ирочка настроилась было помогать мужчинам на кухне, но Костя без церемоний выставил ее вон. Тогда она принялась за Игоря:

– Что с тобой, Игорек? Ты сегодня какой-то подавленный. Неприятности в школе?

Игорь пристально посмотрел на нее. На Ирочке было платье столь совершенное, что казалось явлением природы, – черное, с яркими красными цветами, напоминавшими разом и о горестях разлуки, и о неистребимом жизнелюбии. Ожерелье из крупных гранатов, явно фамильного происхождения, очень шло Ирочке и подчеркивало ее кастильскую красоту. Впервые Игорь со смутным беспокойством подумал, что Соня одевается не так уж безукоризненно, и было бы много лучше, если бы свои платья шила она сама. Наталья Витальевна была слишком щедра на „беечки“: самое слово это Игорь впервые услыхал в доме Мартышкиных. „А можно без беечки?“ – спрашивала Соня, примеряя новое платье. „Нельзя“, – категорически отвечала Сонина мама, как будто речь шла о нарушении этических норм.

– Так что с тобой, Игорек? – допытывалась Ирочка.