Из ворон в страусы и обратно

Анна Яковлева Из ворон в страусы и обратно

Все события, происходящие в романе, вымышлены, любое сходство с реально существующими людьми – случайно

…Целых полтора часа Неонила Николаевна Кива, пятнадцати лет от роду, высунув язык от усердия, писала шпоры по алгебре и уже изнемогла. Решив, что каторжным трудом вполне заслужила несколько минут отдыха, Нилка намылилась в сад.

– Вернись и панаму надень, – перехватила внучку баба Катя.

В панаме Нилка приобретала сходство с чахлым цветком: длинный прозрачный стебель с супротивно сидящими ланцетными листьями, увенчанный перевернутым колокольчиком, явно пробился на свет божий из полуподвала.

Разложив раскладушку, Неонила растянулась на ней (ноги выступали за край сантиметров на двадцать) и, пристроив острые локти под голову, принялась сквозь прищур, затуманенным взором рассматривать бабушкину коллекцию ирисов.

Разомлевшие в знойном мареве, лепестки расплылись и превратились в пятна, пятна слились, создавая нежнейшие расцветки.

Персидский индиго переходил в ультрамарин, менялся на лавандовый и абрикосовый с вкраплениями кремового. К синему примыкали пятна светлого баклажана, баклажан соседствовал с кляксами цвета папайи. Светлый беж и светлая фиалка брали в кольцо нежнейший персик – если бы эти цвета перенести на ткань, она получилась бы невероятной.

С майского цветника Нилка уже сделала несколько вполне приличных акварелей. В июне зацветут пионы и дельфиниумы. В июле – розы и лилии… Нилка и с них сделает эскизы.

И так до самого последнего цветка в конце осени. Что там у бабушки заколосится по осени? Хризантемы и очитки. Эти будут цвести в красной гамме: от терракоты и кармина до фалунского красного, бордо и каштанового.

Сердце Неонилы сладко заныло, а в животе зазвенело от восторга. Осенью ее здесь уже не будет.

Осенью она будет далеко-далеко, в сотнях километров от их рабочего поселка, который объезжают стороной даже Лолита и Наталья Королева (филармония только успевает расклеивать и срывать объявления об их концертах).

Не говоря уже о группе «Нервы» – эти вообще не подозревают о существовании поселка.

Осенью она будет…

Вопль с улицы спугнул Нилины грезы, разорвал тишину и взвился над маревом.

– Ах ты, выродок! Ах ты, ирод проклятущий! – вопил женский голос. – Чтоб тебя на куски разорвало! Что ж ты делаешь, сучонок?

Неонила стартовала с раскладушки и в несколько прыжков оказалась у тесового забора.

Забор был высоким, около двух метров, пришлось вскарабкаться на поперечину. Над плотно пригнанными досками открывался вид на перекресток и дорожный знак над ним.

В окружении поселковой босоногой ребятни от дома к перекрестку, потрясая кулаками, неслась Федоровна – бабушкина соседка. В овражке рядом с дорогой кувыркались два тела. По некоторым признакам (ярко-голубой гавайке) это был Колька Лычкин. Его соперником мог быть только придурочный сынок Федоровны Славка Худяков – прилипала и зануда.

– Ведьма бесстыжая, – приметив над забором панаму Неонилы, завопила Федоровна, – любуешься на дела рук своих? Стравила парней и радуешься? Тьфу! Что они только в тебе нашли? Соплей перешибешь, ни кожи ни рожи.

– Сама ведьма, – буркнула Нила и спрыгнула с поперечины. Упрек она пропустила мимо ушей, а вот замечание о коже Нилку больно ранило.

Бледная, с переходом в зелень, кожа была ее крестом, ее непреходящим кошмаром.