Из варяг в хазары

— Что встали? — Бросив свое занятие, старуха быстро повернулась к ним морщинистым коричневым лицом с длинным крючковатым носом. Нижняя губа ее висела чуть ли не до подбородка, обнажая кривые желтые зубы.

— Проходите, подите, оборванцы, иначе пожалуюсь на вас сотнику Мончигаю.

— Однако не очень-то приветливая женщина, — усмехнулся купец. — Ты понимаешь, о чем она говорит?

Ладислава перевела — уроки Езекии не пропали даром.

— Угу… — Сурожец неожиданно повеселел. — Скажи ей, мы не какие-нибудь оборванцы, а богатые и уважаемые люди и можем хорошо заплатить, если она проведет нас к Саркелу.

— Заплатить? — Старуха заметно оживилась и, бросив свое странное занятие, вылезла из овражка. — А чем?

— Вот! — Купец вытащил из специально проделанной дырки зашитый в пояс серебряный динарий. — Бери-бери. Поможешь достать лошадей или повозку — получишь еще столько же.

Взяв монету, старуха вдруг громко затараторила, часто кивая на небо.

— Говорит, сегодня мы до Саркела не доберемся — к вечеру наверняка снова пурга будет…

— И что же нам теперь делать?

— У нее здесь неподалеку хижина, и если мы хорошо заплатим за ночлег…

— Передай, что мы хорошо заплатим за ночлег!

Услыхав перевод, бабка удовлетворенно кивнула и махнула рукой — пошли, мол.

Окруженная глинобитной оградой, хижина ее располагалась в виду городских стен, средь таких же убогих строений, разбросанных не рядом, а вдалеке от жилища Кызгы-Змеищи — так звали старуху. Кызга-Змеища — ну и прозвище, недаром бабку так боятся соседи — даже дома не решились строить рядом.

Впрочем, прозвище явно не было случайным. Ладиславе чуть плохо не стало, когда из темного угла, шурша, выполз огромный блестящий змей и пополз к блюдечку с молоком, предварительно поставленному у очага хозяйкой.

— Чего боишься? Это всего-навсего уж, — фыркнула бабка. — Хотя бывают у меня и другие змейки.

— Зачем они тебе, старая? — удивленно переспросил сурожец.

— Яд, — сухо кивнула старуха. — От многих хворей подмога. Вон у сотника Мончигая спина почти совсем не сгибалась — мажет сейчас змеиным жиром, ничего, говорит, жить можно, так что кормилицы мои — змеи, вот и прозвище такое. — Бабка засмеялась, показав желтые зубы, и потянулась к мешку: — Посмотрим, кого я сегодня насобирала…

— Так вот что она делала в овраге! — догадался купец. — Искала змеиное лежбище. И видно, нашла… Нет, завтра же ноги нашей не будет в этой чертовой хижине. — Евстафий размашисто перекрестился.

Они ушли утром, вернее, уехали — бабка не обманула, привела ишака. Свесив ноги, сурожец сидел на попоне, а Ладислава шла впереди, ведя ишака под уздцы. Она совершенно не представляла, что будет делать в Саркеле.

У самой реки дорога круто поворачивала вправо и, проходя вдоль хижин и пристани, вела к воротам крепости, располагавшейся по обеим сторонам реки. Впереди, за хижинами, послышался вдруг топот копыт, и девушка быстро увела ишака в сторону — ишь как мчатся, вполне могут и с ног сбить. Надо сказать, это она сообразила вовремя — обдав девушку холодной грязью, вылетевшие из-за поворота всадники проскакали прямо к дому старой Кызги.

— Видно, опять ломит спину у сотника Мончигая, — с усмешкой высказал предположение купец.

Ладислава ничего не сказала, лишь вздрогнула и пристально посмотрела в спину последнему всаднику. Первые двое были хазарскими воинами, а последним — Истома Мозгляк. Девчонка хорошо разглядела его круглое лицо, почти до самых глаз заросшее давно не стриженной бородою. И зачем Истоме Кызга-Змеища? Змеища… Девушка вскрикнула, прижав ладонь к сердцу, вспомнив предупреждение Снорри. «Смерть», «Змея», «Хельги». «Смерть» — ясно, теперь стала понятной и «змея». Осталось лишь отыскать Хельги.

— Вот эти две ладьи, у третьих мостков, явно стоят здесь долго, — кивнув на вмерзшие в лед корабли и придерживая коня, заметил Езекия. — Может, купите их? Наверняка не дорого запросят. А по весне — в путь.

— Нет, парень, — улыбнулся Хельги. — Некогда нам ждать до весны… Хотя, наверное, придется.

— Езекия дело говорит, — согласился Ирландец. — Я у купцов справлялся: весна здесь ранняя — спустимся на ладьях до Сурожского моря, затем через Корсунь, по морю, затем — в устье большой реки, там — волоком через пороги, ну а дальше уже и Кенугард.

— Ладно. — Ярл согласно кивнул. — Сходим, поинтересуемся, чьи корабли и почему тут стоят. Может, и столкуемся, хотя бы до Сурожа. На большее вряд ли хватит заплатить…

— Заплатить? О чем ты, ярл? — рассмеялся Ирландец. — Или уже затупились наши мечи?

— Ярл прав, — недовольно прервал его Никифор. — Сначала посмотрим. А насчет денег… Езекия нам наверняка ссудит, когда расторгуется…. В счет печенежского долга. А, Езекия?

Приказчик замялся:

— Ну, если вы дадите мне письмо к этому вашему Радимиру…

— Будет тебе письмо, — успокоил ярл. — Интересно, где же искать наших давних «друзей»? — Он нехорошо ухмыльнулся. — А ведь мы их отыщем. Отыщем, несмотря ни на что…