Я чувствовала себя совершенно разбитой. Ночью почти не сомкнула глаз, ворочаясь с боку на бок и тщетно размышляя, следует ли рассказать полиции о Портере. В ушах стоял голос моего бывшего приятеля: "Это был, девочка, Портер Мередит". Жуть. Неужто Портер убийца? Человек, который несет смерть? Таким людям не положено разгуливать на свободе. Разве я не обязана сообщить властям?
Но поверят ли мне? Или я понапрасну потрачу время и нервы?
Не говоря уж о том, что я не могла с легкостью отмахнуться от угроз Портера.
К утру тревога улеглась, но мрачные мысли не отпускали. Принимая душ и облачаясь в единственный выглаженный наряд в моем гардеробе — черно-белое платье с широкой юбкой, — я осушила два стакана колы со льдом. Не помогло. Мне до сих пор казалось, будто глаза засыпаны мокрым песком.
— На этот раз статья напечатана на первой полосе, в разделе "Городские новости"! — Джарвиса трясло. — НА ПЕРВОЙ ПОЛОСЕ!!!
Я читала заметку, о которой вел речь мой босс. Она выглядела несколько иначе, чем вчерашнее сообщение об иске Бартлета. Заголовок был набран более крупным шрифтом, и, хотя был кратким, пропустить его было невозможно: "Убит адвокат". Рядом со статьей даже поместили фотографию Бартлета.
Ну и за что Джарвис на меня взъелся? Может быть, я добиваюсь популярности у прессы? Раздаю интервью? Устраиваю презентации убийств?
Разумеется, я была упомянута в статье, как один из свидетелей — наряду с Эми Холландер и Джеком Локвудом, — обнаруживших раненого Бартлета в доме Марвина и Дениз Каррико. Вот обрадуются супруги Каррико, увидев свое имя напечатанным в газете! А заодно и собственный адрес: Озерный проезд, 221225. Да уж, теперь от покупателей отбоя не будет. Луисвильцы выстроятся в очередь, дабы приобрести в личную собственность место преступления.
В статье говорилось также об иске Бартлета к моей особе. Никаких выводов не делалось, просто констатировали факт. Но даже упоминание об этом факте в заметке о смерти адвоката показалось мне зловещим.
Наверное, оттого, что сама была расстроена, миндальничать с Джарвисом я не стала. Добравшись до своего стола, с грохотом швырнула сумку на шкафчик для папок и заговорила:
— Послушай, я тут ни при чем. Мне не больше твоего нравится, когда мое имя треплют в газетах.
— Ты… ты… ты… — Когда Джарвис теряется, он начинает заикаться. Сейчас он тарахтел, как газонокосилка, у которой кончился бензин.
— Заладил! Что мне, по-твоему, было делать? Эдвард Бартлет был уже ранен, когда мы вошли в дом Каррико. Поверь, если б я знала, что этот малый валяется посреди гостиной с пулей в груди, я бы туда не поехала.
— Ты осознаешь, как все это выглядит? — Джарвис оправился от заикания. — ТЫ ОСОЗНАЕШЬ? В парня, который подал на тебя в суд, стреляют, а ты тут как тут!
Я шумно выдохнула. Неужто мистер Андорфер воображает, будто я не понимаю, в какой переделке оказалась? Он меня за идиотку держит? Хорошо, будет ему идиотка.
Широко раскрыв глаза, я захлопала ресницами.
— Нет, Джарвис. А как это выглядит?
Уж не знаю, что босс ожидал услышать, но на секунду он лишился дара речи.
— Э-э… мы э-э… мы не можем позволить себе такой вид рекламы. МЫ НЕ МОЖЕМ… — Он судорожно махал рукой, отбрасывая со лба мифическую шевелюру.
Я снова глянула на Джарвиса, но уже не распахнутыми и отнюдь не невинными глазками. Напротив, мои глаза скорее походили на узкие щелочки.
— Чего ты от меня добиваешься? Чтобы я сказала, что больше не буду? Ладно, обещаю: больше не буду никого убивать!
Похоже, коротышка не уловил сарказма. Вены на его висках совершенно взбесились. Не спуская с меня глаз, босс попятился, а потом, не проронив более ни слова, рванул наверх в свой кабинет. Перепрыгивая через две ступеньки.
Отлично. В следующий раз он обыщет меня в поисках оружия, прежде чем запустить в офис.
День, начавшийся на столь высокой ноте, не сулил ничего хорошего. Только я разделалась с Джарвисом, как позвонили мои сыновья.
Даниэль и Натан снимали квартиру в Старом Луисвиле. Не сомневаюсь, если бы они продолжали учебу, то по-прежнему жили бы со мной. Однако вылетев из университета за мой счет, детки поторопились съехать, видимо опасаясь за свои молодые жизни. Я была страшна во гневе. Мало ли что могла подсыпать в пищу этим двум лоботрясам?
Первым начал Даниэль, старшенький:
— Ма? Я не застал тебя дома и решил, что ты на работе.
Мои сыновья, похоже, уверены, что в моей жизни нет ничего, кроме работы. Оба знают о Матиасе, но им в голову не приходит, что я могу провести ночь у него. Очевидно, матерям подобные вольности не к лицу. Не удивлюсь, если они воображают, будто появились на свет в результате непорочного зачатия. А мне дважды была благая весть.
— Я видел сегодняшнюю газету. Ничего себе, а? — восхитился Даниэль. Мой старшенький был бы на седьмом небе от счастья, если бы его мать подалась в международные террористки.
Даниэль у нас чрезвычайно раскованный парень. В одежде он предпочитает один цвет — черный. На его джинсах столько дыр, словно, выходя на улицу, он непрерывно отстреливается. А в ухе всегда торчит серьга, обычно замызганная.