Киноартистка Зоя Федорова приехала в Одессу лечиться. Принимала морские ванны. Ее соседкой по ванне оказалась полная молодая дама, потомственная одесситка. Она долго, прищурившись, смотрела на Федорову, наконец говорит:
- Скажите, я не ошибаюсь, вы, кажется, актриса?
- Да, актриса.
- Я долго не могла вспомнить. А когда вы разделись, я мгновенно вас узнала.
Потом говорит:
- Можно вам задать вопрос?
- Прошу вас.
- Сколько вы имеете со своей профессии?
- Достаточно.
- Тысячу имеете?
- Да.
- Знаете, простите меня, но все-таки на вашем месте я бы не стала трудиться за такие деньги. Я знаю, что это за профессия. Я на ВУФКУ снималась. Вот еще: глаза портить! Мы с мужем сходим утром на колхозный базар, продадим немного яичек, немного молока и имеем ту же тысячу.
Помолчала и говорит:
- Я никому не сказала бы. Но вам, как актрисе, я могу сказать: мы не колхозники.
Рассказывая о своем красавце муже, разоткровенничалась еще больше:
- Тело у него гладкое, белое, как плюш. Вы представляете? Я часто лежу около него и говорю: "Беня! Кто из нас девушка - ты или я?"
* * *
- День лафовый.
* * *
- Автомобильное сопрано.
* * *
Одесса. Подрались детдомовцы.
- Ты что горловишь, паразит советской власти?!
* * *
Рассказывают, будто одесский режиссер Билинский, поставив неважную картину "Казнь", признанную, однако, в местных кругах гениальной, послал телеграмму в Москву Эйзенштейну:
"Поставил казнь иду на вы".
Эйзенштейн будто бы ответил ему - тоже телеграммой:
"Идите вы".
* * *
- Работаешь много?
- Сморкнуться некогда.
* * *
- Во весь мах.
* * *
На Одесской кинофабрике работал легендарный администратор Исай Исаевич. Когда ему сказали, что для фильма "Медвежья свадьба" нужно достать живого медведя, он обиделся и ответил:
- Я имел свою свадьбу еще в мирное время и, слава богу, никаких медведей не требовалось.
Он же, составляя расходную смету по литературному сценарию, прочел:
"Небо покрыто черными плащами туч..."
- Черт подери, сколько же нужно плащей! - воскликнул он. - А в крайнем случае рогожными мешками обойтись нельзя?
* * *
Гнусноватая персидская поговорка:
"Будь смелым, но не слишком".
* * *
На школьном вечере. На сцене маленькие девочки пляшут "русскую". Внезапно одна из балерин останавливается и, показав пальцем в зрительный зал, говорит:
- Георгий Иванович, Ишимов все время дразнится!
* * *
Гостила у нас Иринка (4 г. 10 м.). Я спрашиваю:
- Ты когда к нам опять приедешь?
- Не знаю, дядя Ленечка. Может быть, я к вам совсем не приеду.
- Почему?
- Меня мама не берет.
- Ну, хочешь, я приеду и возьму тебя.
Кокетливо:
- А я не возьмусь.
- Ах, так?!
- Возьмусь, возьмусь!
* * *
Ей же кто-то рассказал о двух девочках, сгоревших на школьной елке. Она пересказала мне эту историю и говорит:
- Как жалко? Правда?
Потом вздохнула и говорит:
- Поживешь, поживешь и опять...
- Что опять?
- Опять не живешь.
* * *
Святой Алексий митрополит Московский, именем которого я окрещен, пришел, по преданию, в Нижний Новгород - больной, плохо одетый. Его нигде не приняли, не дали ночлега. И он будто бы сказал:
- Город каменный, люди железные!
* * *
Купил на барахолке старый холмушинский "Толкователь снов". Слова там по алфавиту. Первое слово - "Авктор" (то есть автор, писатель):
"Авктора видеть во сне худо".
* * *
Мама рассказывает, что у дедушки Василия был приказчик, который писал романы из великосветской жизни. В одном из этих романов давалось описание бала:
"Комнаты были спрыснуты одеколоном".
* * *
Когда мы ругаем радио, звуковое кино (а я - еще и электрический локомотив), в нас говорит, во-первых, консерватизм, а во-вторых, несовершенство технической новинки. Пушкин неодобрительно относился к идее постройки железной дороги в России. А вот что писал в 1843 году Гейне:
"Небесные силы подарили нам еще более ужасное художественное наслаждение. Я имею в виду фортепиано, от которого сейчас уже некуда скрыться, так как его звуки слышатся во всех домах, в любом обществе, днем и ночью... Распространение игры на фортепиано и триумфальные поездки пианистов-виртуозов весьма показательны для нашего времени и ясно свидетельствуют о победе машины над духом!"
Как это чудовищно несправедливо, до смешного пристрастно и - как понятно!
* * *
В двадцатых годах директором Института сценических искусств, где учился покойный Жора Ионин, была некая Легран. Японец ее ненавидел, как до этого ненавидел нашего шкидского президента Викниксора, а позже своего театрального руководителя, режиссера Вивьена ("Вивьен оказался вторым Викниксором", - писал он мне).
Язык у Японца был - не приведи бог. Он преследовал эту Легран, устраивал обструкции, издевался над ней как только мог.
Легран читала у них обществоведение. Однажды во время лекции Ионин перебивает ее, просит разрешения задать вопрос.
- Да, прошу вас.
- Скажите, пожалуйста, такая-то и такая-то (скажем, Екатерина Степановна), не можете ли вы напомнить мне, что сказал Владимир Ильич Ленин о Легран?
- Ионин, будьте любезны дурака не валять. Сядьте.
- Нет, я вас прошу ответить.
- А я вас прошу сесть.
- Интересно! Значит, вы, преподаватель, не знаете Ленина!
- Ионин... в конце концов... я буду ставить вопрос...