Из разговоров на Беломорстрое

— Но ведь это же и есть различные вещи.

— Различные-то они — различные. Но ведь кушать, это тоже отличается от самой-то личности.

— Так неужели же все, что есть в человеке, есть проблема его личности?

— Все! Решительно все. У юноши появился пушок на подбородке: это показатель роста его личности. Человек много ест и мало ест, много спит или мало спит: это — проблема его личности. В определенный момент у человека просыпается половое влечение, которое выше его сознательных усилий. Казалось бы, при чем тут он-то сам? А, оказывается, то или иное его поведение в этой сфере есть характеристика его личности. Так же и техника. Мы ее с вами не придумывали, как не придумывали и всей нашей современной социальной обстановки. Но и техника и социальная жизнь есть проблема нашей с вами личности. За эти «навязанные» нам вещи мы, оказывается, отвечаем больше, чем за произвольно — предпринятые…

— Но как же это может быть? — недоумевал Михайлов.

— Я ничего не понимаю. Либо я сделал что-то, — тогда я за это отвечаю. Либо я этого не делал, — тогда по какому праву от меня требуется ответ? Ведь это же во всех юридических учебниках написано. Как я могу отвечать за режим, который тысячу лет существовал до меня?

— Абстрактно-с, — повторил свое Елисеев, — абстрактно рассуждаете. Тут-то и видно, что юриспруденция не есть жизнь.

— А что же такое жизнь? — запальчиво спросил Михайлов. Елисеев опять нервно погладил себя чуть-чуть дрожащей рукой по голове и ответил:

— Жизнь, это — самопорождение. Да. И сладострастное самопорождение.

— Ну, и?..

— А, значит, и ответственность.

— За чужие грехи?

— За весь мир.

— Но тогда возможно, что я ответственен за то, чего я никогда и в глаза не видал и о чем не имею никакого представления?

— Не возможно, а так оно и есть. Наибольшая ответственность у нас за то, чего мы и сами не знаем.

— Но ведь это же нелепость! — вскричал Михайлов, чуть-чуть раздражаясь.

— Такова жизнь, — сдержанно и по обычаю скромно отвечал Елисеев.

— Позвольте, вы сказали, самопорождение. Я этого не понимаю. Почему самопорождение?

— Мир существует?

— Мир?

— Да, мир, вселенная — существует?

— Я этого не знаю.

— Как, вы этого не знаете?

— Я этого не знаю.

— А земля, солнце, луна — существуют?

— Как будто.

— Но тогда и мир существует?

— А разве земля, это — мир?

— Земля — не мир.

— Но ведь и луна, и солнце тоже еще не мир?

— Да, но это часть мира.

— Часть мира, но не целый мир. Иначе пуговица будет всем костюмом.

— Хорошо, — нетерпеливо отвечал Елисеев. — Вообще-то что-нибудь существует или нет?

— Как будто.

— Ну, вот это что-то, как бы его не называть, оно ведь есть оно?

— На это я согласен: оно есть оно.

— И оно везде есть оно?

— Оно везде есть оно.

— И в каждой своей части?

— И в каждой своей части.

— И в каждой его части можно узнать его самого?

— Конечно.

— Оно везде утверждает себя?

— Ага! Вы хотите сказать, что если мир существует сам от себя, то и в каждой своей части он утверждает себя от себя, так что каждая вещь, это и есть мир, существующий сам от себя, потому она и отвечает и за себя и за мир.

— Совершенно правильно изволите рассуждать.

— Ну, так я вам скажу вот что, — произнес Михайлов с решительностью в голосе. — Это, товарищи, поповство. Это — стопроцентное поповство!

По комнате прошел тревожный шорох. Елисеев, как всегда, сохранял свое нервное и тоже как будто всегда тревожное спокойствие.

— Я вам сейчас докажу. Я ответствен — да? За чужое, за других, за всю жизнь, за весь мир я ответствен — да? Так позвольте же вас спросить: перед кем же это я вдруг ответствен? Перед Ивановым и Петровым я не ответствен, потому что Ивановы и Петровы — такие же люди, как и я; они тоже кругом опутаны ответственностью и тоже ничего не знают, не знают, за что и как с меня спрашивать ответ. Перед кем же я еще ответствен? Перед обществом или государством? Но ведь это же безличный коллектив, который к тому же, по этому учению, опять кругом ответствен, не зная, за что, как и перед кем. Или, вы скажете, я ответствен перед природой, перед историей, перед жизнью? Но ведь это же пустые слова! Если я отвечаю за себя и за весь мир, то принять этот ответ можно только тот, кто знает весь этот мир. Если нет знающего, то кто же будет судить о том, правильно ли я поступал? Ясно: или подавайте абсолютный разум, тогда я действительно за все отвечаю; или такого разума нет и не может быть, — тогда я ни перед кем, ни за что не отвечаю, так как мне не дано даже знать, в чем я, собственно говоря, виновен.

— Эх, старая это песня, — сказал Абрамов. — Зачем ворошить этот хлам? Во-первых, никакого абсолютного разума нет. Во-вторых, если он есть, то он же за все и отвечает, — отнюдь не человек. В-третьих, для нашей ответственности достаточно уже и относительного разума, а таковым является любая социально-политическая система. В-четвертых, оба вы поповствуете, Михайлов и Елисеев. И, в-пятых, это не имеет никакого отношения к технике. Я ставлю решительно вопрос: будем мы когда-нибудь говорить о технике или откроем тут первый курс духовной академии?