— Может, и в тупике… — проворчал Шрам, глядя в потолок пустым и ничего не выражающим взглядом. — Но Витя с нами, в этом же тупике. Или в соседнем. Мы почти рядом, я чувствую. Я почти взял след… Меня только беспокоит, как бы он не пошел вразнос. Ты был прав тогда, в самолете: у парня что-то случилось, и это «что-то» — смерть сестры. Мы с тобой не знали его, Стас. Два года работали с ним, и не знали…Я всегда людей колол как фисташки: одно небольшое усилие, и я уже добрался до середины, а вот Витю не расколол. То есть думал, что расколол… Недооценил. Мы же уже стары с тобой, Стас. Молодежь не понимаем.
— Ну уж! Говори за себя, я не старик еще. 46 лет — не возраст.
— Не возраст, но поколение другое. Вот и не понимаем мы молодежь. Вот и не понял я нашего Витю… Я думал, он прочно у меня на крючке сидит, что у него золотая лихорадка в крови пылает, что он кроме денег ничего перед собой не видит, и что я буду заказывать музыку до тех пор, пока я плачу. А оно вон как повернулось… Все из-за сестры его, чтоб ее! И сейчас я боюсь не столько того, что мы его так и не найдем, сколько того, что найдем мы уже не его. Что вразнос пойдет наш Витя, что крыша у него съедет окончательно. Он уже чудит… От самого выгодного заказа в своей жизни отказывается, меня посылает, чего вообще делать никому не рекомендуется, фонтаны портит и девушек похищает.
— Отсюда вывод? — с затаенной надеждой спросил Крайнов.
— Не тот, о котором ты думаешь. Работаем, Стас. Ищем! Съехавшую крышу можно поправить. Запутавшемуся человеку можно помочь. И мы это сделаем, время еще есть. Поехали обедать, мне нужно подумать…
Обедать поехали недалеко, завернули в первый попавшийся ресторан, где Шрам не глядя в меню заказал «Чего-нибудь, где мяса побольше!» Он думал… Перебирал в голове варианты, но ничего путного на ум не приходило.
Восьмое жизненное правило Шрама советовало: «Умей признавать ошибки. Умей исправлять ошибки. Умей не повторять ошибки!» Он недооценил Витю, не разгадал его, не раскусил и не разгрыз. Это было ошибкой, которую Шрам признавал и в данный момент исправлял. Далее ее хорошо было бы не повторить! Витя уже показал, что он не так прост, как кажется. Наглядно продемонстрировал, что если что-то кажется очевидным, то это может быть и вовсе не так. И если сейчас казалось, что парень повредился умом и начал делать глупости, то вполне возможно и даже очень вероятно, что Шрам просто чего-то о нем не знает.
— Он не безмозглый солдафон и не бездушный киллер, каким я его считал, — размышлял вслух Шрам, — Витя оказался тактиком и стратегом, способным планировать и рассчитывать все на месяцы и годы вперед. Один его трюк с чужим паспортом чего стоит… Просто и эффективно! Просто, как все гениальное. Точно! Простота — его конек! Он не строит хитрых комбинаций, он действует напрямик. Во всем, будь то сбор данных, ликвиданиция объекта или даже повседневная жизнь. Простота…
— И? К чему ты клонишь?
— К тому, Стас, что мы с тобой все усложняем, мы не видим самого простого ответа, лежащего на поверхности!
— И какой же он?
— Так я же говорю: мы его не видим. Витя не глуп, он прост. Он все делает напрямик. Напрямик говорит, напрямик действует, напрямик убивает.
— Хорошо, он прост. Каков наш вопрос, на который мы ищем ответ? «Куда он едет?»
— Именно!
— Ты думаешь, он едет с этой девушкой? Бежит из страны и берет ее с собой?
— Нет… Ему не от кого бежать. Ну, разве что от себя… От своих проблем… От своей…
С лица Шрама слетела задумчивость, глаза азартно вспыхнули, и вечно хмурое суровое лицо озарилось победной улыбкой!
— Стас! Мы дураки! Оба дураки с тобой! Я со своими деньгами — вообще круглый дурак. От боли он бежит, от своей боли! Он же сестру потерял, ему в этом городе все о ней напоминает, она ему самым родным человеком была, самым дорогим и близким! Что нам о нем мать Власова рассказывала? Она с ним чай пила, печеньем его подкармливала, с вареньем малиновым, нравился он ей, несмотря на то, что человек явно криминальный. О ком он ей говорил? О сестре! Ни о родителях, ни о друзьях… Она бы вспомнила, когда я ее сыночка мордовал, вспомнила бы и рассказала, если б знала. Но Витя говорил только о сестре. Почему?
— Это же очевидно. Она его вырастила, на ноги поставила, родителей ему заменила, причем обоих.
— Да, это очевидно, но очевидно и другое. У него никого нет кроме сестры, понимаешь?
— Шрам, это домыслы. Ты не знаешь этого наверняка.
— Знаю, Стас, знаю! Он — не просто человек. Он может людей убивать силой мысли. У таких людей друзей не бывает, особенно когда у них судьба такая непростая. Я его понимаю, сам такой же… Я столы взглядом двигать не умею, конечно, но людей убиваю. Пусть и не силой мысли. Словом.
— Шрам, тебя несет…