Из Парижа в Бразилию по суше

– Прекрасно, за такую мзду можно и потрудиться. Но деньги вперед.

– Поклянись Николаем Чудотворцем и Казанской Божьей Матерью, что не обманешь.

Стражник заколебался, выбирая между чувством долга и жадностью, но только на миг. Верх одержала алчность. Повернувшись к иконостасу, он отвесил низкий поклон и трижды перекрестился:

– Клянусь Николаем Чудотворцем и Казанской Божьей Матерью, покровительницей странников!

– Вот так, – сказал удовлетворенно староста, будучи убежден, что православные никогда не нарушат подобной клятвы. – Видишь это письмо?

– Да.

– Его надо доставить генерал-губернатору, в Томск.

– Прямо сейчас?

– Совершенно верно.

– Давай трояк.

– Бери.

– Но если капитан увидит, что меня нет, то розог мне не избежать!

– Глупости! Ты выйдешь сию минуту, колонна же выступит только на рассвете.

– Твоя правда! Но ведь и от генерал-губернатора можно схлопотать взбучку.

– Напротив, он только отблагодарит тебя.

– А не обманываешь?

Верх одержала алчность. Повернувшись к иконостасу, он отвесил низкий поклон

– Нет, честное слово.

– Этого я не понимаю. Поклянись на иконе.

«Несчастный прав, – молвил про себя полковник, – его ведь не учили языку чести». И произнес вслух:

– Клянусь!.. А теперь в добрый час!

– Дай письмо, я ухожу.

– Возьми. И помни о своей клятве и о том, что послание это – во спасение несчастных узников.

Стражник молча нахлобучил шапку, надел овчинный полушубок мехом внутрь, перекинул через плечо ремень с наполненной водкой флягой, засунул за пояс длинный острый нож, взял посох, распахнул дверь и исчез.

– Господи, – взволнованно произнес полковник, – помоги ему побыстрее добраться! На него – вся надежда моя на спасение невиновных!

Но вместо того, чтобы круто свернуть влево на тракт и, миновав две почтовые станции, добраться до Томска, служилый остановился в глубокой задумчивости. Обращение ссыльного непосредственно к генерал-губернатору переворачивало все его представления о социальной иерархии. Солдат стал искать выход из того сложного положения, в которое попал. Он поклялся лишь доставить письмо, и, следовательно, важно только одно: чтобы оно дошло по адресу. Однако фетюк[26] не потребовал от него не показывать послания никому, кроме генерал-губернатора. Так не лучше ли передоверить грамоту капитану Еменову – единственному тут представителю власти, к тому же влиятельному? Начальник наверняка вознаградит его за услугу. Ну а что касается Святого Николая и Казанской Божьей Матери, то они ведь не запрещают брать воздаяния из двух рук сразу.

Успокоив таким образом свою совесть, стражник направился к избе, где расположился его командир.

Капитан, вырванный нежданно из объятий сна, был не любезнее медведя, у которого волки отнимают добычу. Однако бумага, извлеченная стражником из-под шапки, остановила поток ругательств.

– Кто тебя ко мне послал?

– Никто. Я сам пришел.

– Кому это письмо?

– Его превосходительству генерал-губернатору.

– Откуда оно у тебя?

– От старосты.

– Ого! Давай сюда.

– Но я поклялся пред ликом Божьей Матери и Николая Чудотворца, что доставлю письмо по адресу.

– Чем тебе переть туда пешком, я лучше пошлю казака, и он мигом вручит послание его превосходительству. Давай же!

– Но…

– А, ждешь на водку! Так получай!

Еменов отвесил вымогателю такую оплеуху, что тот едва не упал. Потом, удачно выбрав момент, когда стражник повернулся к нему спиной, капитан сильным пинком в зад отшвырнул его к двери. Та распахнулась от толчка, и незадачливый лихоимец врезался в группу солдат, дежуривших в соседней комнате. Офицер же, не в силах сдержать охватившее его волнение, приблизился к лампе и начал вполголоса читать послание старосты, предусмотрительно написанное по-французски: этого языка, которым свободно владела лишь избранная часть общества, здесь почти никто не знал, и, попади письмо в чужие руки, его бы вряд ли смогли прочесть. И действительно, из военных, сопровождавших узников, только начальник колонны был обучен французскому.

В письме сообщалось следующее: