Немец этого написать не мог. Психология немецкого солдата — «комерадшафт» — вбивалась так, что ему никогда не пришло бы в голову, даже умирая, греть руки над товарищем.
Эти стихи написал Ион Деген. В годы войны танкист, после войны врач, профессор ортопедии. Вышеприведенные строки Е. Евтушенко включил в поэтическую энциклопедию «Строфы века».
А.Ш. Но это поэтический образ.
А.П. У немца этот образ даже возникнуть не может.
А.Ш. Однако, несмотря на «отсутствие образного мышления» немецкий солдат снимал, сдирал одежду и обувь с военнопленных и гражданских.
А.П. Да, с пленного мог, но со своего он бы валенки не снял. Поверьте мне. Я семь лет жил с ними и врос в их психологию. Я не оправдываю немцев. Нет. Понятно, что в СС было больше людей, которые могли ненавидеть большевизм, чем в обыкновенном вермахте. Но, как правило, побывавшие в бою части, особенно танкисты, которые смерть нюхали…
Почему в танке генерал и солдат могли разговаривать одинаково? Потому, что, если генерал, ведущий в бой пехотную дивизию, находится за несколько километров, порой 10 км., от линии фронта, то генерал-танкист и водитель в одном танке. Смерть рядом. Значит и другие отношения. Я не говорю, что они были ангелы. Но по сравнению с тем, что творило вообще СС, танкисты — тихие ребята, ягнята.
А.Ш. Тем не менее Нюрнбергский трибунал признал преступными все войска СС без исключения.
А.П. Совершенно верно. Конечно, они творили то, что не нужно было делать, но в меньшем масштабе, чем могли бы.
А.Ш. Так, что им надо еще спасибо сказать? А ведь известно, что после атаки, набрав какое-то количество пленных, танковый батальон мог развернуться и прокатиться по ним.
А.П. Война есть война.
А.Ш. А вам самому приходилось убивать?
А.П. (Пауза.) Ну, говорю честно — мне приходилось стрелять в людей в упор. Удовольствия не испытывал. Но если мне поставят нашего долгогривого, вашего с украшениями (имеется в виду раввин. Но почему с украшениями? — А.Ш.) и кретина в чалме — вот этих служителей, я попрошу вашей помощи только в одном: подавать мне заряженный магазинами автомат. Понимаете, человеку прошедшему такую жизнь, трудно поверить в бога. Если он есть, он не должен был допускать того, что я вам буду рассказывать. Ну, бог с ним, есть бог, уговоримся на том. Зачем мне — Толстой прав, зачем мне посредник между мною и богом, зачем?
Ну что ж, настало время приоткрыть завесу над моим собеседником. Последующий его рассказ объяснит нам не все, но многое. Мой герой — советский разведчик, более 20 лет проведший в заграничных «командировках».
А.Ш. И все-таки, когда и где вам приходилось стрелять в людей?
А.П. Ну приходилось, так сказать, в некоторых обстоятельствах. Вот я с большим удовольствием расстрелял пару, сам. Совершенно случайно я обнаружил их в Германии. Было это между селением Тамбах и городом Гота. Я сопровождал в лагерь репатриантов группу советских товарищей из Франции. Товарищей, которым, как тогда говорили, мать-родина простила, а НКВД-сволочь — нет. Сдал группу и на обратном пути на улице обнаружил двух своих бывших коллег. Увидев меня в форме советского полковника, они испытали шок, даже не ругались. Приволок я их в американскую комендатуру, помогли американские солдаты и наши, которые меня сопровождали. Это был 45-й год, август, когда американцы с англичанами на нас молились. Если бы я их привез в советскую, то они попали бы к Абакумову, а потом в лагерь.
Справка: Абакумов Виктор Семенович (1908–1954) — в 1943–1946 гг. — заместитель наркома обороны СССР, начальник ГУКР «Смерш» НКО СССР. С мая 1946 г. по июль 1951 г. — министр государственной безопасности СССР. Арестован 13 июля 1951 г. 19 декабря 1954 г. Военной коллегией Верховного суда СССР приговорен к расстрелу.