Из ниоткуда в никуда

Воскресенская: Это те, кто трутся возле дипломатов и нашептывают им на ухо?

Флейман: Не обязательно на ухо – можно вещать через гарнитуру. Но суть, в принципе, та же.

Воскресенская: Звучит престижно.

Флейман: Но я себя слабо им представляю.

Воскресенская: А кем тогда?

Флейман: Не поверишь – переводчиком книг.

Воскресенская: Иронично.

Флейман: Однако мне до него, как до Луны.

Воскресенская: Если ты научишься переводить в реальном времени, разве тебе не будет проще перейти на посиделки со словариком?

Флейман: Все не так просто, как тебе кажется. Переводить книгу – все равно, что писать уникальный роман по уже готовому сюжету. Если тебе чужда изобразительность, а в голове только краткость и емкость, то какими бы «интерпреторскими» способностями ты не обладал – ничего хорошего из пера не выйдет.

Воскресенская: Ладно, спорить не буду.

Молчание.

Воскресенская: Но ты же как-то пытаешься приблизиться к своей цели?

Флейман: Иногда я пишу на родном языке: веду дневники и время от времени сочиняю прозу.

Воскресенская: Так ты еще и писатель?

Флейман: Как-то громко сказано. Я лишь любитель в состоянии непрестанных поисков.

Воскресенская: Да, и о чем же сейчас пишут любители?

Флейман: О прозе жизни: фантазии, воображении и вдохновении.

Воскресенская: Я удивлена.

Флейман: Чему?

Воскресенская: Что ты до сих пор не умер от скуки.

Флейман: Смейся. Мне все равно.

Воскресенская: Вот правда – зачем ты об этом пишешь?

Флейман: Ты хорошо помнишь «Доктора Живаго»? Вся жизнь главного героя идет наперекосяк: он доктор, это даже подчеркнуто в названии книги, но его карьера никак не складывается; у него была семья и любовь всей его жизни, однако он теряет и то и другое. А в конце он просто умирает в душный день от сердечного приступа. Но при всех этих нелепых исходах его жизнь нельзя назватьсломанной. Знаешь почему? Потому что он оставил после себя «Стихотворения Юрия Живаго».

Воскресенская: Просто стихотворения?

Флейман: Не просто стихотворения, а вечную частичку настоящего себя в этом мире.

Воскресенская: И как, где-нибудь оставил?

Флейман: Нет, но уже в процессе.

Воскресенская: Что ж, любопытно. Если бы я умела писать, то делала бы это исключительно ради одной цели.

Флейман: Какой же?

Воскресенская: Доносить до окружающих свои самые сокровенные мысли.

Флейман: В чем проблема делиться ими при живом общении?

Воскресенская: Думаешь, кому-то есть до них дело?

Флейман: Мне.

Воскресенская: Как по мне, тебя интересует только ты сам.

Появляется метровый забор, за которым виднеется частный приречный пирс.

Флейман: Похоже дальше мы не пройдем.

Воскресенская (перекидывая одну ногу через ограждение): Испугался забора?

Флейман (напряженно): Здесь кто-то живет.

Воскресенская: Вот ли не все равно?

Флейман (перелезая через забор): Так делать неправильно.

Воскресенская и Флейман крадутся мимо дома и садятся на пирс.

Лирический герой: На матовом речном экране вполне могло отражаться полное звезд небо, однако скудный десяток жемчужных плевочков всегда являлся максимальной величиной сего края.

Воскресенская: У тебя никогда не возникает чувство, что помимо нас кто-то еще говорит?

Флейман: Нет.

Молчание.

Воскресенская: Чудесно здесь.

Флейман: В городе редко встретишь такое звездное небо.

Воскресенская: На небе есть звезды?

Флейман (указывая пальцем на особенно яркие точки): Разве ты не видишь? Вон, смотри: здесь, здесь и еще здесь. А там можно разглядеть большую медведицу. Я когда был маленьким долго не мог понять, почему этот ковш назвали «медведем».

Воскресенская: Вижу сплошную черную массу.

Флейман (непонимающе): Ты присмотрись.

Воскресенская: У меня зрение плохое. Звезды ни в очках ни в линзах разглядеть не смогу.

Флейман: Прости, я не знал.

Воскресенская: Зачем ты извиняешься? Я так с детства вижу, поэтому сама не знаю, что потеряла.

Молчание.

Воскресенская: Врать не буду – я всегда мечтала увидеть полное звезд небо.

Флейман: Если бы я мог, то сделал бы все, чтобы тебе его показать.

Воскресенская: Мы едва ли знакомы, чтобы делать подобные заявления.

Молчание.

Флейман: Ты видишь рябь на воде?

Воскресенская: Да, кажется дождь начинается.

Флейман: Эти удары капель о водную гладь напоминают мелодию.

Воскресенская: Я ничего не слышу.

Молчание.

Лирический герой: Суть музыки – молчание.

Воскресенская: В нашем театре у тебя нет шансов.

Флейман (словно не расслышав): Что?

Воскресенская: Я это сразу поняла со слов Лили, просто не хотела тебя расстраивать. Когда она загорается человеком, то пытается по-максимуму его задействовать в пьесе, а тебя, мягко говоря, отшила. Ты и сам это должен понимать.

Флейман: Я и не надеялся попасть в «Э.С.Т.». Театр для меня – темный лес.

Воскресенская: Зачем же тогда ты тащился в такую даль?

Флейман: Чтобы найти тебя.

Воскресенская: Зачем?

Флейман: Хотел еще раз увидеть тебя.

Воскресенская: И все? Ты же понимаешь, что мы сегодня вероятнее всего разговариваем в последний раз?

Молчание.