Когда Женя и Арсений Юрьевич подошли к мужскому туалету, их чуть не сшиб дверью второкурсник-стиляга. Одет он был по самой последней моде: в спортивное трико, запраленное в белые носки (при таком сочетании вся одежда выше торса уже не заслуживает никакого внимания). Стрижка тоже не отставала от современных трендов – коротко выбритые виски резко переходили в длинную копну волос на макушке, собранную в самурайский хвостик.
– Прошу прощения, – извинился студент, обходя преподавателя.
– Это что за хер румяный? – провожая молодого человека взглядом, спросил Асагумов.
– Сеня, он нормальный парень.
– Нормальный? Почему тогда как педик ряженный?
– Он хипстер, скорее всего. Это субкультура такая.
Арсений Юрьевич достал из кармана пачку и вытянул две сигареты – себе и студентке. Сама Женя была против курения, но отказать Асагумову не могла – это была своего рода традиция еще со второго курса. Для нее еженедельная порция никотина в легких была лишь символической платой за дружбу с писателем.
– Бред. Не существует такого понятия, как «субкультура». Это все равно, что говорить – есть люди и полулюди. – Асагумов затянулся и выпустил клубок дыма. – Вот процесс курения – это самая что ни на есть культура.
– Как и картошка – тоже культура.
– Диаметр советских папирос был семь-шестьдесят два, – словно прослушав колкое замечание Жени, подметил Асагумов. – Чтобы в случае чего можно было быстро перевести производство на выпуск патронов.
– Слушай, Сень, а ты не подпишешь мне книгу? – доставая из сумки ручку и экземпляр «Искусства онтологии», спросила Женя.
– Давай сюда, – оставив сигарету в зубах, сказал Асагумов и потянулся за экземпляром собственного творения.
– А можно с личным обращением?
– Любимой Женечке от Арсения?
– Не мне.
– А кому? – спросил Арсений Юрьевич и с любопытством посмотрел в глаза девушке.
– Знакомому.
– У тебя стали появляться знакомые?
– Отстань. Напиши просто: «Феликсу Флейману от Арсения Юрьевича, дружески».
– Феликс Флейман? Так зовут твоего нового парня?
– Он мне не парень. Я же сказала, что так, знакомый. Твой фанат, между прочим.
Асагумов ухмыльнулся и стал коряво выводить на форзаце продиктованную Женей фразу.
– Что краснеешь тогда?
– Хочу и краснею.
– Ты влюбилась, что ли? – наклонившись почти вплотную к пылающему лицу Жени, спросил писатель.
– Не смешно уже.
– Я не сторонник того, чтобы лезть в твою личную жизнь с советами, но: будь горда – не влюбляйся. Уважающая себя девушка влюбляет в себя, но сама никогда не унижается до такого дурацкого чувства.
– Видимо, по этой же причине у тебя самого никакого нет, – саркастично подчеркнула Женя.
– Я тебя предупредил. Дальше будет только хуже.
– Ладно-ладно. Мне пора идти.
– Магистерскую писать?
– В театральную труппу поступать.
Асагумов оскорбился, но из любви к Жене только рассмеялся, словно она произнесла хорошую шутку.
– Жду готовую работу сегодня, до конца дня. Поняла?
– Поняла, – ответила девушка и грустная вышла из уборной.
Арсений Юрьевич все неправильно понял – Женя просила подписать книгу не потому, что влюбилась и хотела угодить едва ли знакомому ей парню, а просто из принципа, что она должна выполнить обещанное. Подсознательно может она и мечтала о продолжении общения с Флейманом, но не более того. Хотя и влюбиться скуки ради было бы неплохо.
Восстановив в памяти прошлонедельный маршрут, Женя медленно зашагала в сторону мастерской. Спешить девушке не хотелось – не по причине хорошей погоды, а в силу боязни, что ее выступление не понравится труппе. Единственное, что она смогла подготовить за несколько дней – это короткую хореографическую зарисовку, разученную еще в пору школьного увлечения бальными танцами.
Стоя на светофоре, Женя заметила знакомое лицо на противоположной стороне дороги. Это была маленькая рыженькая девушка из студенческого театра. Ее короткие, подстриженные в каре, волосы небрежно топорщились в разные стороны. Из раскрасневшихся глаз под круглой оправой очков неудержимо текли слезы. Слишком жаркий для весны пуховик с пышной расклешенной юбкой был весь забрызган грязью, а ниже подола виднелись разбитые в кровь колени.
«Упала, наверно, – собрав воедино картинку, подумала Женя. – Еще и плачет… Черт, а я даже не помню ее имени».
Загорелся зеленый сигнал светофора. Продолжая заливаться слезами, девушка так быстро проскочила мимо Жени, что та даже не успела никак отреагировать.
«Может догнать ее?» – промелькнула мысль в голове Жени, когда она уже пересекла по щиколотку затопленную дорогу и достигла противоположного берега тротуара. Зеленый тут же сменился красным, и расстояние между девушками стало сильно увеличиваться.
* * *
– Сейчас встретила на светофоре рыжую девушку из вашей труппы. Кажется, она была вся в слезах, – сообщила Женя Лиле тут же с порога.
– Соню? Не обращай на это внимание, – вздохнув, ответила руководитель труппы.
– Просто…
– Мы уже несколько месяцев эти сцены наблюдаем. Надоела уже. Лучше бы во время спектаклей так выкладывалась.
– Может у нее что-то серьезное случилось?
– Да кого там. Она от неразделенной любви страдает, к Петру.
– А Петр это?..