Из любви к искусству

– Ну-у, – протянул Перельман, – эк вы куда хватили! У нас же все-таки не Лувр и не Эрмитаж, а школьный музей! Хотя, – он многозначительно поднял кверху указательный палец, – один из старейших в Москве. Если бы не это обстоятельство, давно бы бросил к черту такое безнадежное дело. Кому сейчас интересна история? Тем более преподанная в виде пыльных макетов и сломанных прялок… Простите, майор, но я никак не пойму, к чему вы клоните. При чем тут музей?

– Честно говоря, я и сам не пойму, при чем тут музей, – признался милиционер. – Я очень надеялся, что вы развеете это мое недоумение. Я и сейчас продолжаю на это надеяться.

Видите ли, – торопливо продолжал он, видя, что Перельман нахмурился и открыл рот, – видите ли, Михаил Александрович, дело в том, что школьный сторож действительно убит. При этом ни кабинет информатики, ни кабинет директора, ни учительская не пострадали. Во всем здании взломано только одно помещение, и это – ваш музей. Поэтому я был бы вам очень благодарен, если бы вы поднялись со мной наверх, внимательно осмотрели экспозицию и сказали мне, что из экспонатов пропало.., если что-нибудь пропало.

– Вот оно что, – медленно проговорил Перельман и характерным жестом ухватил себя за кончик носа. – Вот, значит, до чего дело дошло! Ах мерзавцы! Простите, майор, я могу задать вам один вопрос?

– Разумеется.

– Они.., я имею в виду взломщиков… Они не оставили никакого знака? Ну, какой-нибудь рисунок на стене или на дверях, скажем… Что-нибудь наподобие пентаграммы, а?

– Пентаграммы?

– Ну, такая, знаете, пятиконечная звезда, как ее рисуют дети – не отрывая руки, крест-накрест… И все это обведено окружностью, вписано в нее…

– Так, – медленно, веско сказал майор Круглов. – Я вижу, нам с вами есть о чем поговорить.

– Похоже на то, – согласился учитель истории Михаил Александрович Перельман.

Не говоря больше ни слова, они двинулись к лестнице, которая вела на второй этаж. У них за спиной санитары погрузили на носилки и понесли к дверям длинный тяжелый мешок из плотного черного полиэтилена.

Глава 2

Учитель истории Михаил Александрович Перельман остановился на пороге школьного музея, обвел помещение долгим внимательным взглядом, открыл рот и на одном дыхании выдал чудовищное по своей длине и замысловатости матерное ругательство. Возившийся в углу возле расколотой стеклянной витрины эксперт поднял голову и посмотрел на него с нескрываемым уважением. Перельман перехватил этот взгляд и слегка смутился.

– Простите, – сказал он, – это я от неожиданности.

– Ничего, – сказал майор Круглов, – не стесняйтесь. Я вас отлично понимаю. Зрелище, что называется, не для слабонервных.

– Ну, с нервами у меня все в порядке, – рассеянно откликнулся Перельман и сделал неуверенный шаг вперед. Под его ногой захрустело стекло. – Если бы я был нервным, духу моего здесь давным-давно не было бы.

– В этой школе? – спросил Круглов.

– В этой стране, – ответил Перельман.

Эксперт снова метнул на него взгляд из своего угла, поднялся, закрыл свой чемоданчик и, осторожно переступая через разбросанные по полу предметы, подошел к майору.

– Я закончил, – сказал он. – Ничего интересного обнаружить не удалось. Краска из аэрозольного баллончика – черная, стандартная. Отпечатков уйма – сами понимаете, музей…

– Ладно, Слава, – со вздохом сказал майор, – ступай себе с богом.

– Удачи, – выходя, сказал эксперт Слава.

– М-да, – с сомнением откликнулся майор и повернулся к Перельману. – Итак?..

Перельман вынул из кармана клетчатый носовой платок, протер им очки, снова водрузил их на переносицу и, хрустя стеклом, прошел на середину помещения. Он был бледен, но в остальном держался вполне удовлетворительно. «Впрочем, – подумал майор, – чему тут удивляться? Разгромили все-таки не его квартиру, а всего-навсего школьный музей, к которому он к тому же относился с нескрываемой прохладцей.»

Учитель двинулся вдоль стены, обходя помещение по периметру. Сделать это было довольно затруднительно, поскольку музей превратился в склад поломанной и опрокинутой мебели, битого стекла, сорванных со своих мест раскуроченных стендов и разбросанных повсюду экспонатов. Грубо намалеванная на двери пентаграмма висела над всем этим разгромом, как невиданное черное солнце, и казалась здесь вполне уместной.

Перельман остановился возле разбитой стеклянной витрины, запустил в нее руку и, скривившись, как от боли, вытащил оттуда тяжеленный чугунный утюг – старинный., из тех, которые засыпали раскаленными углями. В витрине что-то жалобно звякнуло.

– Подонки, – сказал Перельман, разглядывая утюг с каким-то удивлением. – Вы спрашивали насчет ценностей… Вот в этой витрине у нас стоял сервиз кузнецовского фарфора – разрозненный, конечно, далеко не полный, но все же… Теперь уж не склеишь…

– Да, – с сочувствием сказал Круглов. – Вообще, все это производит впечатление скорее погрома, нежели ограбления. И все же, Михаил Александрович, посмотрите повнимательнее: может быть, что-то все-таки пропало?

Перельман еще раз огляделся и беспомощно развел руками.