Странным же мне представляется то, что далёкие впечатления то вдруг становятся живыми и близкими, то отступают в неясность дрожащими огнями, которые грозят вот–вот погаснуть.
Когда в один прекрасный день случилось так, что мне стало казаться, что сопровождать куда–либо взрослеющего человека, из которого со временем получится барышня, — причиной этого могла быть нервозность, возникавшая каждый день, когда я встречал госпожу Гросрат, чья фигура была воплощенной утончённостью. Мне нравилось как дома, так и на людях, оценивать по достоинству людей очень ухоженной наружности, как если бы я тем самым отдавал должное собственным стараниям в этой области.
Само собой разумеется, что в это самое время я, наряду с другими любопытными вещами, познакомился с рождественскими ночами и ёлками.
Я, как и другие, заслуживавшие быть названными мальчиками, или детьми, своевременно и пристойно предъявляли свои, записанные на красивой бумаге, пожелания к празднику.
Несмотря на то, что я отношусь к гувернанткам как к фигурам, которых можно упоминать со спокойной душой, тем не менее, я немного колеблюсь дать справку, или огласить, что в одном из домов, в котором мне тогда довелось пожить, одну из комнат временно занимала гувернантка, в силу представившейся возможности имевшая влияние в Восточной Европе.
У неё были необыкновенные ястребиные черты лица, и ей нравилось, когда её считали взыскательной.
Взыскательные люди никогда этого о себе не говорят, они предпочитают, чтобы это замечали другие.
Весенние деревья имеют определённое сходство с рождественскими ёлками, поэтому читателя не удивит, если я скажу, что я очень живо помню воскресную прогулку через поле, окужённое цветущими деревьями.
Многое прекрасное, лежащее на поверхности, остаётся закрытым для глаз и души подростков. Но момент, о котором я рассказываю, к этим вещам не относится.
Я со скромностью преподношу это немногое; но, может быть, тебе будет довольно.
КОГДА Я БЫЛ КАДЕТОМ[2]