ИЗ АДА В РАЙ И ОБРАТНО

«Какую же надо иметь сговорчивую совесть, чтобы связать первую волну эмиграции евреев из России (одна из самых поразительных солженицынских фальсификаций! – А. В.) не с погромами и беспросветной «чертой оседлости», а с реформами винно-водочной торговли, ущемившей интересы еврейских шинкарей», – пишет историк Григорий Зеленин в статье «Лесков против Солженицына» (опубликована сначала в газете «Новое русское слово» – 2001. 7 декабря, затем в «Общей газете» – 2002. № 6). Ссылка на совесть, особенно в данном случае, вполне уместна: ведь автор «Левши», «Очарованного странника», «Леди Макбет Мценского уезда» был еще и автором «Жидовской кувырколлегии», но в начале восьмидесятых годов позапрошлого века, после кровавых еврейских погромов на юге, ужаснулся своей причастности к бесчесловечным и лживым суждениям, приведшим к такому финалу, пересмотрел свои взгляды, повернулся на сто восемьдесят градусов и создал большой очерк «Еврей в России. Несколько замечаний по еврейскому вопросу» – очерк, где он предстал живым свидетелем трагедии и ее объективным аналитиком. Но, естественно, тот классик этому классику не указ. Правда, и в «водочном» сюжете Солженицын вовсе не первооткрыватель. Про то, что евреи спаивают русский народ, были написаны тысячи и тысячи строк, эта свежая идея была в художественной форме проиллюстрирована Василием Беловым в романе «Все впереди»: если кто помнит, герой романа, еврей Бриш, занимался столь паскудным делом, повинуясь приказам своего хозяина по имени Дьявол.

Задача, которую поставил перед собой Солженицын, весьма проста, и он ее не скрывает: доказать, что евреям в России при царях жилось не так уж плохо и что если и случались нежелательные для них эксцессы (погромы он все-таки в принципе не одобряет), то лишь по их же вине. Воистину поразительно: его взгляды и категорические утверждения по этому вопросу находятся в полном противоречии с тем, что О ТОМ ЖЕ писали Александр Герцен («Былое и думы»), Лев Толстой («Не могу молчать»), Салтыков-Щедрин («Июльское веяние»), Лесков, Чехов, Горький, Леонид Андреев, не говоря уже о страстном, неистовом, непримиримом к любому мракобесию, к погромному антисемитизму в особенности, – Владимире Короленко («Бытовое явление» и «Дом № 13»)!..

Современники и наблюдатели тех событий, писатели, которые были и остаются совестью России, все до одного неправы, и только Солженицыну дано теперь, посрамив ни в чем не разобравшихся классиков, познать и поведать полную истину!..

Оказывается, и черта оседлости – бедствие для целого народа и позор для страны – не так уж страшна: ведь евреи, по Солженицыну, непроизводительный народ (с. 52, 59), они не хотели заниматься сельскохозяйственным трудом, а только ростовщичеством и спаиванием русских. И процентная норма для приема в гимназии и университеты тоже благо – таким путем русская молодежь защищалась от нашествия рвавшихся к образованию «энергичных и ловких евреев» (дословная цитата: «Процентная норма, несомненно, была обоснована ограждением интересов и русских, и национальных меньшинств» – с. 273). Он даже готов подтвердить свою мысль ссылкой на ненавистную ему современную Америку, где в рамках affirmative action тоже устанавливаются квоты для национальных меньшинств. Но забывает уточнить лишь одну небольшую деталь: император Александр Третий установил, что евреев в университетах должно быть НЕ БОЛЕЕ трех процентов от общего числа обучающихся студентов, а в США нацменьшинств должно быть НЕ МЕНЕЕ трех процентов.

Забавен еще один солженицынский аргумент: процентная норма для получения образования в царской России частенько нарушалась: реально обучалось в гимназиях и университетах несколько больше евреев, чем это допускалось формально (с. 272-278). Так оно, вероятно, и было. Истинные русские интеллигенты шли навстречу талантливой еврейской молодежи, обходили запреты и ограничения, помогали получить образование тем, кто к нему стремился. Значит ли это, что законодательные ограничения, которые приходилось обходить, не являлись дискриминацией? Много позже в разных странах Европы французы и итальянцы, чехи и сербы, датчане и голландцы, русские и украинцы укрывали евреев, спасая их от депортации и казней. Даже в Берлине (почти невозможно поверить!) к концу войны все еще оставалось полторы тысячи евреев (с одной из спасшихся, знаменитой некогда поэтессой, ученицей Гумилева, Верой Лурье я имел честь встречаться все в том же Берлине в 1996 году) – они выжили не чудом, а чаще всего благодаря помощи немцев. Значит ли это, что гитлеровское «окончательное решение еврейского вопроса» не было таким уж страшным? С подобным суждением, помимо патриотов из газеты «Завтра» и журнала «Наш современник», согласятся сегодня разве что Жан-Мари Ле Пен или пресловутый аббат Пьер…