Иванов

 — Вы, как я слышала, человек прямой, mr. Иванов, и я с вами буду говорить прямо, в уверенности, что вы мне так же ответите. Я думаю, что я знаю настоящую причину вашего отъезда. Вы мне не хотите ее сказать, — эта деликатность понятна. Но эта причина неосновательна; вы увлечены недоразумением, ошибкой, и я бы хотела вывести вас из заблуждения, потому что принимаю в этом живое участие.

Иванова очень удивили и догадки Марион, и самое участие; он подозревал, что тут что-то кроется, и, в свою очередь, тоже хотел все разъяснить.

 — Чтобы говорить откровенно, — сказал он, — так не надобно играть в загадки. Я вижу, что вы почему-то принимаете участие в моем отъезде, и много за это вам благодарен; по, чтоб скорее дойти до цели, я прошу вас называть вещи прямо, а не намекать на них. Это гораздо проще и лучше. Верьте, что прямая дорога самая короткая: к чему делать дело вполовину!

Марион немного затруднилась. Она знала, что в свете можно все сказать, но умеючи. Но ей понравился вызов Иванова: она видела, что с ним именно надо говорить прямо, потому что он не перетолкует ничего в дурную сторону.

 — Хорошо! — сказала Марион. — В таком случае признайтесь, что вы уезжаете не собственно для дела, а просто от Вареньки?

Иванов не мог постичь, чтобы женская проницательность могла идти так далеко.

 — Это не совсем так, — отвечал он, подумавши, — но половина причины отъезда действительно Варвара Александровна.

 — И все это началось по поводу разговора у Р**, который вы слышали?

Глаза Иванова значительно увеличились в орбите.

 — Да! Я не хочу лгать: этот разговор имел влияние, — отвечал Иванов.

 — Я вас не спрашиваю, — продолжала Марион, — потому что это было бы слишком нескромно; но я знаю, вы любите Вареньку...

 — В таком случае, — отвечал совершенно растерявшийся Иванов, — я должен признаться, что вы знаете более меня, потому что я, право, сам не знаю, люблю ли ее...

Марион улыбнулась самодовольно.

 — Да, — сказала она, — вы ее любите, хотя не признаетесь в этом даже самому себе. В таком случае, я должна вам сказать, что причина вашего отъезда неосновательна. Варенька нисколько не виновата. Тут больше всех виноваты вы и я.

Иванов решительно уже ничего не понимал.

 — Кто ж обвиняет Варвару Александровну? — сказал он. — Но я решительно не понимаю, почему мы с вами виноваты!

 — Оттого, что мы были причиной разговора Тамарина с Варенькой: я потому, что смеялась над Тамариным и задела его самолюбие; вы — потому, что подали мне этот случай и возбудили его ревность.

 — Я? — спросил с удивлением Иванов. — Г. Тамарин меня считает соперником, и короткость m-me Имшиной со мной возбуждает его зависть! Вот уж этого-то я никак не ожидал! — прибавил он.

 — А между тем это так, и вот настоящая причина его неизвинительной выходки. Признавая себя виноватой в ней, я хочу поправить ее последствия. Вам, может быть, дурно пересказали прежние отношения Вареньки к Тамарину, и они огорчили вас. Но вы несправедливы: Варенька ни в чем не виновата; вы не должны на нее сердиться и невесть для чего уезжать от нее.

Иванов увидел свет.

 — Вы ошибаетесь, — сказал он. — Прошлое Варвары Александровны мне хорошо известно, потому что она сама захотела мне все рассказать. На нее я нисколько не сержусь и не имею ни права, ни причины сердиться: она ни в чем не виновата.

 — Так зачем же... — И Марион остановилась. — Нет! — сказала она. — Я ошиблась и невольно вовлекла вас в откровенность; я не имею права спрашивать более.

 — Вы были откровенны со мной и выказали ваше участие; вы имеете право и на мою откровенность, — сказал Иванов. — Разговор Тамарина действительно имел на меня влияние: он заставил меня дать себе отчет в моих чувствах к Варваре Александровне. Я вам сказал уже, что не знаю, люблю ли ее; но я знаю, что могу любить. Что ж из этого выйдет? Любовь, ставящая нас в ложные отношения! Я враг ложных дорог и положений: пока есть время, я решился ехать. С другой стороны, дело, которое мне поручают, действительно меня интересует: тут я могу дать себе волю служить своему призванию и убеждениям; тут я, может быть, буду полезен. Вот отчего я еду.

Иванов говорил это просто, не драпируя себя героем. Видно было, что он говорил, что чувствовал.

Марион посмотрела на него и невольно сказала:

 — Вы благородный человек! — И потом, вздохнув, прибавила: — Но мне жаль бедную Вареньку!

Иванову, кажется, это направление разговора не нравилось, и он поспешил дать ему другой оборот.

 — Так я возбуждаю зависть? — сказал он смеясь. — Я кажусь г. Тамарину счастливым поклонником m-me Имшиной; он вмешивается в дело, воображает, что расстраивает наше тихое счастье, и по этому случаю, вероятно, считает себя орудием судьбы, которая бросает его как молот на главу невинных жертв...

Иванов нечаянно, но верно очертил Тамарина, именно таким, как он казал себя перед Марион, и ей стала понятна и смешна искусственная интересность Тамарина.

 — В настоящую минуту он рисуется перед Варенькой, — сказала Марион, — я его послала к ней извиниться.