Иван Царевич и Серый Волк

– А вы кем бы стали? – спросил заинтересованный Василевич. – Серым Волком, – сказал, нахмурив брови, красавец Ратибор. – Оборотнем и колдуном. – Зато обрёл бы бессмертие, – взвизгнул Шараев. – Или почти бессмертие, при запредельном могуществе. А я был бы Великим Магоном. Этот идиот даже не представляет, что он потерял. И почему так устроен мир, что только дуракам выпадает счастье. Ведь только он мог надеть этот шлем. Только он мог преобразовать мир. И сделать это он должен был добровольно. Я водил его как карася на удочке. Мы все его водили. Одна секунда, Василевич, ты можешь это понять, только одна секунда и я мог бы стать всем. Всем! А стал ничем из-за твоей простой такой головы. – Убить тебя мало, Царевич, – сказала спокойно Наташка, скосив глаза на Ратибора. – А потому – живи. Уж больно ты забавный, Иван-дурак.

Более никто ничего важного не сказал, а стоять просто так возле ретранслятора и посыпать голову пеплом по поводу рухнувшей мечты сомнительных, с точки зрения нравственности, достоинств, присутствующие, люди в большинстве своём деловые и прагматичные, сочли неразумным. Царевич поднялся наверх вместе

с Белыми Волками Матёрого и распрощался с ними на крыльце особняка. – Ещё увидимся, – сказал Вадим, пожимая руки Царевичу и Кляеву. – Когда?

– Труба позовёт, – отозвался за Матёрого Ратибор. – И Контора даст знать.

Винтокрылые машины уже вбирали в себя бело-волчий спецназ, и Матёрый с «аргонавтом» поспешили присоединиться к своим.

– А Уазик? – крикнул Кляев. – Уазик кому передать? – Оставь себе, – отозвался из-под винта Матёрый. – Он на тебя оформлен.

Оба вертолёта взмыли вверх одновремённо и через минуту исчезли из поля зрения собравшихся перед офисом зевак.

– Поймали террористов? – спросил какой-то любопытствующий у Кляева. – Ликвидировали, – твёрдо сказал Васька. – Спи спокойно.

У Уазика их догнал запыхавшийся Мишка Самоедов с посудиной в руке: – С тебя пол-литра, Кляев.

– Какие ещё пол-литра? – возмутился не сразу врубившийся Васька. – А сексуальный стимулятор! – возопил художник, призывая Царевича в свидетели. – Гонорар за проделанную работу.

– Кто о чём, а вшивый о расчёске, – крякнул с досадой лорд Базиль. – Давай посудину, импотент.

Пока Кляев расплачивался с памятливым художником, Царевич с удивлением наблюдал, как из открывшегося канализационного люка вылез сначала один гражданин, потом другой, а потом граждане полезли так густо, что он им счёт потерял. Зеваки, всё ещё стоящие вокруг, заволновались и зароптали, уж очень непохожи были эти одетые в рванину и лапти люди на наших соотечественников, которые на этом сермяжном фоне смотрелись аристократами. У Царевича ёкнуло в груди, показалось на миг, что уловка с шлёмом не сработала, и Берендеево царство полезло из всех мыслимых и немыслимых щелей.

– Это воинство Василевича, – успокоил его Кляев. – Здорово их кто-то обобрал. Скорее всего, леший Тетеря. Водил, наверное, по лесным дорогам, пока без штанов не оставил.

Царевич поверил Кляеву на все сто, когда увидел вылезающих из колодца Вепрева с Михеевым, следом за которыми тащились Сеня и Людка Шишовы. И уж совсем в финале на сцену выползли, кряхтя и охая, Кабаниха и Ираида Полесская, обе донельзя утомлённые суматошной жизнью последних дней. – Я извиняюсь, – сунулся к Царевичу и Кляеву, уже севшим в машину, сосед Селюнин, – до дома не подбросите, Ваше Бессмертие? От переживаний ноги не держат. – Ладно, – махнул рукой Царевич. – Садись уж. Сановник.

Конец.