На следующее утро Иван проснулся на железной кровати в своей комнате в усадьбе Дроздово – и, едва открыв глаза, разом вспомнил все, что произошло вчера. Воспоминания эти были малоприятны, и присутствовали в них лесной полумрак, труп убитого Михельсона и шипение Берзина, который сначала ругался, а потом накинулся с обвинениями на тех, кто помогал ему с облавой. А люди там были в том числе немолодые, успевшие повоевать и не боящиеся сопляков с петлицами ГПУ, так что Каспару в ответ пришлось услышать в свой адрес немало интересного. И опять он, брызгая слюной, полез за оружием – но на этот раз Опалин вместо Яна успел перехватить его и оттащил в сторону. Было произнесено много непечатных слов, и единственным, кто не ругался, оказался труп на самодельных носилках, который Берзин в порыве ярости успел даже пнуть. Когда Иван немного остыл, ему стало стыдно, но Каспару, судя по его лицу, не было стыдно ничуть, и когда они тряслись в автомобиле обратно в Дроздово, человек из ГПУ хмурился и смотрел мимо него.
– Какой-то Михельсон… Бандит… Зачем он мне? Мне Свешников нужен! Я его из-под земли достану…
Он зациклился на этой мысли и повторял ее снова и снова в разных вариациях, чем успел порядком утомить Опалина. Про себя Иван считал, что сторожу, скорее всего, удалось ускользнуть. Золото, спрятанное в доме, он, возможно, не нашел, но серебро нашел точно и, поняв, что дело пахнет керосином, сломал динамо-машину и под благовидным предлогом сбежал, прихватив с собой найденное. Если Алексей сумел сесть на поезд и во время пути нигде не привлекал к себе внимания, он мог уехать уже очень далеко. «Сбреет бороду, сменит одежду… Документы – ну, разные есть возможности… Ищи его теперь! Но какой же хитрец…»
Вспоминая об этом сейчас, Опалин заворочался в постели. Ему не давало покоя, что его обвели вокруг пальца, и что вместо того, чтобы присмотреться к сапогам сторожа и задуматься, не мог ли он стоять под окнами, он, Иван, развесив уши, слушал его сказки.
«И Михельсона без меня взяли… Кстати, что он тут делал? И где остальные члены его шайки?».
Ответ на этот вопрос дал за завтраком Каспар Берзин.
– Проверили отпечатки пальцев – действительно оказался Михельсон. В Москве он попал в засаду, убил какого-то ишака и сбежал. Его подельников задержали…
– Кого убил? – машинально переспросил Опалин.
– Кого-то из ваших. Фамилия еще такая странная…
Иван замер.
– Лошака, что ли?
– А! Да, точно, Лошака. Ты его знал?
Опалин попытался собраться с мыслями. Михельсон убил Лошака. Как же так? Лошак не любил, когда его привлекали к засадам, и старался в них не участвовать. Неужели из-за того, что Иван оказался в Дроздово…
– Да, я его знал, – ответил он на вопрос Берзина.
– Дружили? – спросил Каспар, скользнув взглядом по расстроенному лицу собеседника.
– Ну, в общем…
Иван растерялся, не зная, как объяснить – даже не Берзину, а прежде всего себе самому. Как это часто бывает, теперь, когда Лошак погиб, все его недостатки вдруг стали казаться незначительными. Ну, любитель простых решений, напористый, никогда не сомневался в правильности линии партии и комсомола, но ведь не это же было в нем главным. Почему-то Иван прежде всего вспомнил, что у Лошака была мать, которая души в нем не чаяла, и девушка, на которой он собирался жениться. Опалин попытался представить, что они чувствуют теперь, и у него сделалось горько во рту. Убит – застрелен бандитом при исполнении служебных обязанностей; еще один из длинной череды агентов уголовного розыска, ставших жертвами своей нелегкой профессии.
– Мы за него отомстили, – сказал Каспар, который по-своему истолковал растерянность Ивана. Тот поднял голову. Лидия Константиновна мешала чай в чашке, Верстовский молчал, молчал и учитель. Что касается Яна, то он, как и прежде, присутствовал, но как разновидность человека-невидимки. Его, конечно, видели, и в то же время он никак не давал знать о себе, и по его широкому лицу не было понятно, что он думает о происходящем и думает ли вообще.
– Да, кстати, насчет твоего запроса, – добавил Берзин, усмехнувшись. – Мы навели справки. Сергей Иванович Вережников действительно умер в Париже, так что можешь не волноваться. Сюда он уже не вернется.
– А инженер? – вырвалось у Опалина.
– Он теперь не инженер, а пролетарий. На заводе работает. – Усмешка Каспара сделалась прямо-таки адской. – Что вы об этом думаете, многоуважаемая? – Он повернулся к Лидии Константиновне. – Жил человек, не тужил, вместе с братцем выжимал досуха глупых посетителей и считал себя умнее всех на свете, а чем кончилось-то? Чужбина, копеечная должность и – что впереди? Могила на русском кладбище, на которую никто не придет? А?
– А что стало с его женой, как ее – Зинаидой Станиславовной, кажется? – вмешался Иван, видя, что учительница побледнела и стала часто дышать.
– Консьержкой служит, – отозвался Берзин, – это что-то вроде привратницы или швейцара, – пояснил он, видя, что Опалин его не понял.
– Постой. – Иван нахмурился. – Но они же увезли с собой какие-то ценности, деньги…