Иван Опалин

– Ограду, по-моему, поставили, земли свои огородили, – сказал Зайцев, подумав. – Ворота сделали новые, деревья какие-то сажали в саду… Это было. Машину электрическую устроили, мебель меняли… Может, и перестраивали дом. Хотя, сколько я себя помню, он всегда такой был.

– А как к твоему отцу в деревне относились?

– В смысле?

– Ну он же вроде как в доме колдуна служил. Что о нем говорили?

– Странные ты вопросы, Ваня, задаешь, – усмехнулся Зайцев. – Я ничего особенного не помню. И вообще, отец мой служил не у Сергея Ивановича, а у его брата-инженера.

– И что, каково было ему служить?

– Отец не жаловался. Он почти все время в усадьбе был или ездил с Федором Ивановичем. В деревне редко появлялся, важничал.

– А господа что, круглый год в Дроздово жили, или только на лето приезжали?

– Обычно здесь жили, да. Федор Иваныч иногда уезжал по делам или за границу, проветриться. Сергей Иваныч заграницу не любил, там жена его жила. К нему приезжали… ну… разные всякие… К Зинаиде Станиславовне гости ездили… Братец ее двоюродный был управляющим, постоянно мужиков по судам таскал – то за порубки, то еще за что-то… Такой, знаешь, омерзительно вежливый господин. Бывают такие, у которых вежливость хуже любого ругательства – так вот он как раз такой был. Но бабы его любили. Все горничные в доме были его. Лидия все по нему сохла, мечтала замуж за него выйти… Но он не пожелал, хотя Федор Иваныч и говорил с ним, что даст ей приданое.

– Даже так?

– Да. Федор Иваныч ее отца случайно застрелил на охоте и потом всю жизнь чувствовал себя в долгу перед Лидией и ее матерью, а они ловко этим пользовались. Маменька ее палец о палец не ударила, все охала, какая она несчастная, и проохала до самой старости на всем готовом. Это, брат, уметь надо…

– Послушай, ну какое все готовое, – буркнул Опалин, насупившись. – Лидия же училась в Петербурге, у нее лишних денег не было…

– Это она тебе сказала? А она сказала, что Федор Иваныч ей выделил столько, что можно было жить безбедно, и она сама все спустила? А ты знаешь, что она с эсерами была связана, и ее даже хотели выслать из столицы, но не выслали благодаря связям Вережниковых? – Опалин оторопел. – То-то же! Зря ты, брат, сразу в усадьбу отправился, а не ко мне. Я бы тебе все рассказал, что к чему – потому что, между нами, эти, которые в усадьбе, мастера темнить…

– Постой, постой, – проговорил Опалин, растирая лоб, – давай по порядку. На что Лидия спустила деньги, которые ей дал инженер?

– Ну я так понял, на эсеров и спустила. Они у нее все выманили…

– И долго она была с ними связана?

– А вот это вопрос, Ваня. С тех пор, как она тут учительницей, я ни слова от нее об эсерах не слышал. Чернецкого, ну, управляющего, она иногда вспоминает, а эсеров – нет.

– А с Чернецким что стало?

– Да ты знаешь, с ним интересно вышло. Он всегда говорил, что ни в какой армии служить не будет и воевать не пойдет. Что он своей жизнью дорожит и ни за кого ее отдавать не будет. Но я точно знаю, что он присоединился к белым и воевал не хуже остальных. Что с ним стало потом, я не знаю. Если в бою не убили, наверное, перебрался за границу, к сестрице Зинаиде.

– Тебе отец что-нибудь говорил о золотой посуде, которая была у Вережниковых?

– Говорил.

– И что с ней стало?

– Он сказал, что ее больше нет.

– То есть они увезли ее с собой?

– Я не знаю.

– Слушай, ну это же просто. Либо они увезли ее, либо оставили здесь.

– Это моего отца они оставили здесь, потому что он болел и перенес удар, – огрызнулся Зайцев. – Бросили, как вещь ненужную, а он все равно их защищал, до самой смерти… Ты хоть знаешь, сколько раз у меня прежде спрашивали про эту чертову посуду? Кто только ее не искал, и все без толку. В пруд ныряли, сад весь обыскали – нету ничего! Весь погреб перекопали…

– Слушай, а из слуг, которые в усадьбе были, остался кто-нибудь?

– И об этом меня уже не раз спрашивали. Никого не осталось. Трое уехали с Вережниковыми за границу, прежний сторож помер, кучер, горничные, повар – все от тифа полегли. Садовника в армию забрали, его убили еще в 15-м году. Васька, конюх бывший, в Красной армии воевал, попался белым, они его повесили. Второй кучер, Степка, напился, в лужу упал вниз лицом и захлебнулся.

– А прачки?

– Прачкой Степкина жена была. Она ненадолго мужа пережила.

– Ладно, теперь ответь мне на такой вопрос, – потребовал Опалин. – Правда ли, что после революции Сергей Иваныч Вережников возвращался в усадьбу?

Глава 19 Проходящий сквозь стены

Никодим Зайцев едва заметно поморщился.

– Ходили такие слухи, – сказал он. – Но я его не видел.

– А мне говорили, видел.

– В деревне болтают много, – усмехнулся собеседник. – Про тебя, например, говорят, что ты Кирюху подстрелил, и он лежит, умирает. А попадья мне сказала, что видела, как он на дворе у Пантелея навоз кидает, и вообще – жив и здоров… Ладно, мне в сельсовет пора. Если что, обращайся. Буду рад помочь.