Иван Опалин

Киселев поглядел на ее взволнованное лицо и поднялся с места. Мысленно он уже проклинал себя за то, что черт дернул его назвать Опалина именем сыщика с Бейкер-стрит.

– Хорошо. Я извинюсь.

Он удалился. Священник, вспомнив, что в деревне его ждут дела, засобирался домой, и Лидия Константиновна осталась одна. Пчела, жужжа, планировала над блюдечком, на дне которого остался намек на съеденное варенье.

– Господи, до чего же я устала! – вырвалось у Ермиловой.

Платон Аркадьевич нашел Опалина в его комнате. Тот сидел на кровати, глядя на картину напротив. Входить Киселеву не хотелось, и он остановился на пороге.

– Шерлок Холмс – знаменитый сыщик, – негромко проговорил он. – Литературный персонаж. Я вовсе не собирался тебя обидеть. И в мыслях такого не было…

Выражения лица Опалина он не понимал, но поймал себя на том, что оно инстинктивно ему не нравится.

– Почему вы мне не сказали, что Виноградов – морфинист? – требовательно спросил сидящий.

Вот. Начинается.

– Понимаешь… Мы не хотели, чтобы у доктора были неприятности…

– А про убийство комиссарши почему не сказали?

– Ты меня хочешь в чем-то обвинить? – внешне спокойно спросил Киселев.

По правде говоря, больше всего сейчас непротивленец злу насилием желал свернуть собеседнику шею. Однако Платон Аркадьевич сделал над собой усилие и спрятал руки за спину.

– Меня вообще тут не было, когда ее убили, – добавил учитель. – Я узнал о ней, только когда приехал.

– Хорошо, тебя не было, а кто был? Лидия была?

Киселев напрягся. Ему не понравилось, что его знакомую и, как он считал, близкого человека назвали запросто по имени, без отчества. Это могло значить… в общем, это не предвещало ничего хорошего.

– Лидия Константиновна тогда умирала от тифа, – ответил он мрачно. – Она ничего не помнит. Конечно, когда она пришла в себя, ей рассказали.

– Кто рассказал?

– Отец Даниил.

– Он что, присутствовал при этом?

– Нет. Присутствовали другие люди – Зайцев, например. Но все они потом рассказывали одно и то же.

– Как топор слетел со стены и убил комиссаршу Стрелкову?

– Это был не топор, а что-то вроде обломка секиры. Или алебарды… Отец Вережниковых собирал коллекцию холодного оружия. Часть после революции растащили – сабли, шпаги, рапиры… Кинжалы у него были очень красивые, в драгоценных ножнах. Ну… это первым делом украли, конечно.

– Дальше, – буркнул Опалин, насупившись.

– А что тут говорить? Однажды в усадьбе появилась эта комиссарша. Она тогда очень лихо порядок в уезде наводила… Стала грозить расстрелами, и все в таком духе. Эта секира, или алебарда, сорвалась со стены, пролетела полкомнаты и ударила ее в шею. Кровь хлынула фонтаном. Ее спутники и опомниться не успели, как она была мертва.

– То есть Стрелкова не стояла рядом с этой штукой…

– Нет. В том-то и дело. И все видели, как это случилось. Но никто не мог объяснить, что это было.

– И кто-то потом даже застрелился от испуга?

– Нет.

– Что, никто из тех, кто с ней был…

– А, вот ты о чем. Погоди, я понял. Нет, все было не так. Они, понимаешь, похоронили ее здесь. И тут они сделали ошибку, потому что… Короче, когда они уехали, через какое-то время ее труп вытащили из могилы и повесили.

– Кто?

– Неизвестно.

– Не верю, – коротко ответил Опалин, и шрам на его виске дернулся.

– Я тебе говорю – меня тогда тут не было. Откуда мне знать?

– А где ты был вообще?

– В Царицыне.

– Детишек учил? – спросил Опалин доброжелательным тоном, и в глазах его мелькнул адский огонек.

– Ты что! Тогда уже не действовало ничего. Хочешь знать, что я делал? – Платон Аркадьевич вздохнул. – Голодал.

– Все голодали, – буркнул Иван, не сдержавшись. – Ладно… Значит, комиссаршу вырыли из могилы и повесили. Дальше что было?

– Ее муж приехал со своими людьми и забрал тело. Он был из латышей, и… Короче, почти вся деревня ударилась в бега, предвидя худшее. Но он не стал никого расстреливать, не стал сжигать дома. Тогда было такое время, что некоторые еще с бронепоезда расстреливали целые деревни…

– Тут с бронепоезда не особо постреляешь, – напомнил въедливый Опалин. – Деревня в стороне от железки лежит.

– Это-то да. Можно считать, что Николаевке повезло. А Стрелкову ее муж очень любил. Когда он увидел, как ее гниющее тело висит на дереве… В общем, он похоронил ее где-то в Москве и через некоторое время застрелился. По крайней мере, так говорили.

– А второй?

– Что?

– Кто был второй, кто застрелился после смерти Стрелковой?

– Не было никакого второго, Ваня. Это все слухи. Зачем тебе вообще понадобилось это дело? Тогда шла гражданская война. Творились… всякое творилось.

– Понимаешь, – проговорил Опалин, не сводя глаз с натюрморта на стене, – я приезжаю прояснить насчет призрака, и узнаю про летающий стол. Затем к ним прибавляется летающая секира, которая убила человека. Эта секира и стол – они как-то связаны? Или нет? И при чем тут Сергей Иванович, который занимался в этом доме пес знает чем, так что даже Распутин…

Он умолк.

– Не могу понять, что это такое, – продолжал Опалин, глядя на картину. – Может, ты знаешь? Вон, сбоку, с зеленой метелкой. Перед кувшином лежит.