Иван Опалин

— Ну что, Сонька, танцуй, — сказал он негромко и стал снизу стрелять по чердаку. Наверху кто-то взвизгнул и шарахнулся. — Выходи с поднятыми руками, сука! — заорал Опалин.

Кто-то застонал в ответ, и все стихло. Птица испуганно заметалась в клетке, косясь на Опалина круглым черным глазом. Он методично перезарядил обойму, удивляясь про себя, почему все происходит так обыденно, почему он не ощущает ничего — или почти ничего. Шея все еще ныла от захвата ружейным ремнем, он дернул головой и, оскалившись, стал осторожно подниматься по лестнице. Но ступени кряхтели под его ногами, выдавая его, и он остановился. "А ну как она легко ранена… а ну как бросится на меня…" Он перевел дух и одним прыжком поднялся на чердак.

Свет, проникавший в довольно широкое окно, освещал несколько сундуков, старый ларь, деревянную детскую лошадку и поставленный боком портрет последней царицы в широкой раме. Соньки нигде не было видно. "Нет, этого не может быть…" — подумал Опалин в изумлении — и тут она с воплем вылетела на него из какого-то закутка, держа в руках топор. Тот самый, которым всего несколько минут назад ее поклонник колол внизу дрова.

"А ведь мне показалось, что чего-то во дворе не хватает…" — мелькнуло в голове Ивана, когда он уворачивался от топора. Он выстрелил, но Сонька снова попыталась его ударить, он опять увернулся, но при этом дернул рукой, браунинг врезался в некстати подвернувшийся бок ларя и упал на пол. Опалин бросился на соперницу и вывернул ей руку, державшую топор, но Сонька стала лягаться, бодаться, брыкаться — и все это, не переставая дико кричать. Топор он отнял, однако противница вовсе не собиралась сдаваться — она выскользнула, при этом рукав шубы отодрался с треском. Сонька завыла еще отчаяннее и лбом ударила его в лицо (бандитский прием, который называется "взять на кумпол"). Опалин вскрикнул и отшатнулся, получил удар ниже пояса, выронил топор, и Сонька вцепилась ему в горло. Отбиваясь, он ударил ее раз, другой, но шуба гасила его удары, кровь текла у него по лицу, мешая видеть, и тогда он схватил Соньку и, выбив окно ее спиной, вместе с ней выбросился наружу. Он упал на нее и, чувствуя, что она больше не держит его за горло, откатился в сторону. В глазах у него стало темнеть, он загреб снег и принялся прикладывать его к лицу. Когда он окончательно пришел в себя, Сонька лежала на спине, глядя в небо, и беспокойно шарила руками по шубе, как это делают умирающие.

— Слышь, Ваня… Я ног не чую.

Словно не они только что дрались не на жизнь, а на смерть; словно не было этой ужасной схватки на чердаке, о которой Опалин вспоминал с отвращением. Кое-как он поднялся (до того он стоял на одном колене) и, чтобы унять дрожь в ногах, прислонился к корявому стволу яблони. Рыжие волосы Соньки разметались, светлые глаза были теперь прикованы к его лицу, и она по-прежнему водила ладонями по шубе. Этот жест сводил его с ума.

— Где Ларион? — спросил он.

— Где надо, — ответила лежащая с вызовом, и он подумал, что жесты обманывают, она не умрет. Но тут скрипнула калитка, и Опалин увидел, что за ней стоит почтальон — совсем молодой парень, чем-то даже похожий на него, но в очках, которые придавали ему необыкновенно ученый вид. Он с ужасом поглядел на хозяина, который без движения лежал на снегу, и на молодую рыжую женщину в шубе без одного рукава, распростертую возле избы.

— Уголовный розыск, — сказал Опалин, шмыгнув носом, и махнул удостоверением. — Вот что: телефон в поселке есть?

— Е-е-есть, т-товарищ, — пролепетал почтальон, с трепетом глядя на него.

— Дуй к аппарату, — распорядился Опалин, — звони в угрозыск. Он без номера, просто скажешь телефонистке — МУР, понял? Скажешь, что тебе нужен Логинов из первой группы. Повтори!

— Вызвать МУР, — пробормотал почтальон, — Логинова из первой группы…

— Вот, вот. Скажи ему, что бандиты в Виндавке, а я в доме… как хозяина-то здешнего зовут?

— Кручинин. Кирилл Федорович Кручинин.

— Ну вот, пусть они приезжают сюда. Да! Врач у вас в поселке есть?

— Нету, — признался почтальон, конфузясь.

— Тогда скажи им, пусть врача захватят. Там на дороге автомобиль, а в нем раненый шофер угрозыска. Он, правда… ладно, это я сам скажу. И пусть поторопятся. Давай! Одна нога здесь, другая там!

Почтальон убежал. Сонька хрипло закашлялась.

— И чего ты добился, дурак? — спросила она с вызовом. — Ничего же не добился. Только ребят угробил понапрасну. Мусор паршивый…

Кличка "мусор" прилепилась к сыщикам еще в те времена, когда МУР именовался Московским уголовным сыском, сокращенно МУС. Опалин тряхнул головой и полез за папиросами, чтобы привести мысли в порядок. С первой затяжкой ему и в самом деле стало легче. Сонька, лежа на снегу, множила ругательства в его адрес.

— Ты чего добиваешься — чтобы я тебя пристрелил, что ли? — осведомился Опалин, пуская дым. — Что, калеки Лариону не нужны, да? Бросит он тебя?

Сонька замолчала, нервно покусывая губы, и Опалин понял, что попал в точку.