— Ехать в Виндавку, — пробормотал Опалин. — Он там? А его люди? Ты можешь сейчас разговаривать?
— У меня мало времени. Езжай, на месте разберешься.
Виндавкой назывался железнодорожный поселок на северо-западной окраине Москвы, где-то между Покровским-Стрешневом и Серебряным Бором. "Там же станции неподалеку… — лихорадочно соображал Опалин. — Подмосковная сортировочная… И эта… как ее… Братцево…"
— А куда именно в Виндавку? — спросил он несмело. — Там же не один дом…
— Тебе что, номер нужен? Не знаю я его.
— Ну хоть приметы какие-нибудь есть? Каменный дом или деревянный, с огородом или без, свой колодец или общий…
— Да откуда мне… Погоди, — внезапно сказал Авилов. — Колодец от них далеко. Это все, что я знаю.
— Послушай… — Опалин замялся, — я тебе кое-что обещал… ну, насчет Стрелка… Но если он там будет и… в общем, я не уверен, что смогу взять его живым. Он же наверняка стрелять начнет, ну и… мне придется отвечать… Ты понимаешь, о чем я?
— Понимаю. — Авилов мгновение подумал. — Делай, что должен. Потом разберемся. Удачи.
Игрок повесил трубку. "Виндавка… — Опалин со всех ног побежал к себе одеваться. — Можно на 13-м трамвае доехать… потом, правда, тащиться еще до места… — от волнения он забыл, что есть еще новый маршрут, автобус номер 15, который гораздо удобнее. — Почему Стрелок все время крутится возле железных дорог? Это не может быть совпадением…"
Несколько мгновений он колебался, позвонить ли Логинову. "Если банда там, надо группу посылать… Но у Лариона есть свой человек среди наших. Это раз. И еще… я не могу выдать Авилова. Петрович начнет зудеть, задавать ненужные вопросы… Ни к чему все это".
"И потом, — думал он, трясясь в трамвае, который нес его навстречу судьбе, — я не могу быть уверен, что меня не обманывают… Всякое может случиться". День был холодный, вагон даже гремел как-то по-особенному, словно пытался на своем трамвайном языке жаловаться кому-то, что его гоняют и в стужу, и в жару. "А ведь меня могут ранить, — мелькнуло в голове у Опалина. — Или даже убить". Но он не испугался, а сделал свой вывод — вполне, впрочем, логичный: "Значит, чтобы этого не произошло, надо уничтожить их всех…"
Дыша на стекло, он не мог отвлечься от мысли, которую считал фантастичной и которая, тем не менее, не выходила у него из головы. "Если есть что-то после смерти… Если Рязанов, и Шмидт, и Астахов, и Усов могут видеть меня сейчас… и знать, что я готовлю… Наверное, им должно это понравиться, — трамвай тем временем уже катил по Ленинградскому шоссе мимо авиационного поля с маленькими, будто игрушечными, самолетами, мимо кладбища и дальше, дальше. — О, вот и Коптевские Выселки… Сойду-ка я здесь".
Его переполняла жажда деятельности, желание доказать кому-то, что он чего-то стоит, что он может провернуть дело в одиночку. Но стоял февраль, и Опалин находился на окраине, да такой, по сравнению с которой Синичкина слобода покажется центром цивилизации. Холод стиснул его со всех сторон, сугробы топорщились, как шапки неведомых полегших великанов. Шаг в сторону с тропинки — и уже по колено проваливаешься в снег. Выселки, где изредка попадались люди и брехали собаки, остались позади. Опалин несколько раз пересек железнодорожные пути и теперь двигался по наитию, не зная, куда его приведет тропа. Указателей не было. Лес обступил его — ели с черными лапами, высокие сосны с розоватыми стволами. Потом с ветки посыпался снег, и Иван почему-то решил, что это должна быть белка, но это оказалась ворона. Она с холодным любопытством смотрела на него, потом тяжело снялась с места и улетела. От былого задора Опалина не осталось и следа. "Куда я поперся, — ругал он себя, — не зная местности, ничего толком не зная, один… Дурак, дурак! Доверился… пес знает кому… шары знай себе катает и горя не знает… Небось сидит сейчас, гад, и посмеивается, что так ловко меня провел". На глазах у него готовы были выступить злые слезы, но он усилием воли загнал их внутрь. "Надо дойти до Виндавки… там разберемся. Надо просто дойти…" И тут он услышал свист локомотива. Лес кончился, Опалин стоял возле железной дороги, и мимо него мчался черный паровоз с красной звездой, таща за собой вереницу вагонов, груженных дровами.
"Это я не туда вышел, — сообразил Иван, — это я к Окружной дороге вышел. Надо вернуться". Внезапно он понял, что уже не один, что поблизости есть еще кто-то. Сначала из леса выскочила собака величиной с хорошего теленка, а за ней появилась женщина, тащившая охапку хвороста. За спиной у нее висело ружье.
— Скажите, как пройти к Виндавке? — спросил Опалин. — А то я заблудился маленько…
Женщина глянула на него настороженно, потом подозвала собаку и подошла ближе. Издали она почему-то показалась Ивану старушкой, но лицо у нее оказалось молодое, круглое, симпатичное, и он решил, что ей лет 25.
— Экий ты синий, — сказала она, с сочувствием глядя на Опалина. — Виндавка — это, значит, сюда, а потом все прямо и прямо, через лес. Только не задерживайся нигде — у нас тут бешеная лиса бегала недавно, еле пристрелили. Мало ли кого она успела покусать…