Иван Опалин

— Я же говорю: пропал. — Маша повернулась на спину и глядела теперь в потолок.

— Тебе что-то об этом известно? — на всякий случай осторожно осведомилась тетка.

— Ничего. Он мой телефон взял… — Маша вздохнула. — А я теперь думаю: может, зря его дала?

— Павлик взял телефон?

— Да какой Павлик, — вспылила Маша, — вы меня слушаете вообще?

В разговоре она то и дело переходила с «вы» на «ты», сама того не замечая.

— Ну вот, еще один поклонник, — удовлетворенно заметила тетка. — А ты все страдаешь.

— Конечно, страдаю, — без малейшего намека на иронию подтвердила Маша. — У меня нет ничего общего с людьми, которые меня окружают. От их разговоров, рассуждений, мыслей меня тошнит… И вообще от всего.

— Друзей тебе надо завести, — решительно объявила Серафима Петровна. — Ты же в театре работаешь… Не могут ведь все вокруг быть плохими!

— Могут, — уверенно ответила Маша, — еще как могут! Театр — скажете тоже! Насмотрелась я на них… Нужник с колоннами! Кто же в нужнике станет друзей заводить?..

— Ох, Маша, Маша! — вздохнула Серафима Петровна, качая головой. — И Сергей Васильевич тебе плохой, и Алексей Валерьевич… И театр — нужник…

— Ну простите меня за то, что я такая, — огрызнулась Маша, садясь на кровати и поправляя волосы. — Почему я должна радоваться этим объедкам жизни вместо полноценной жизни? Которой у меня нет и никогда не будет…

— А надо радоваться, — вполголоса заметила тетка, вертя пачку и укладывая ткань в пышные складки. — У других вообще никакой жизни нет, сама знаешь… В могилках лежат, и даже без креста. Ох, горе…

Она завздыхала, зашмыгала носом, но вскоре овладела собой и продолжила ловко нанизывать складки. Ткань трепетала и лилась меж ее пальцами.

— Да, — сказала Маша каким-то странным голосом. — Они уже отмучились. А я еще мучаюсь. Вот и вся разница.

Серафима Петровна промолчала.

— Если твой новый поклонник звонить будет, что ему сказать? — внезапно спросила она.

— Что? — рассеянно отозвалась Маша.

— Ну, этот… из розыска. Что ему отвечать? Что тебя нет дома? Если надо, я скажу.

Маша задумалась. Она явно колебалась.

— Если Сергей Васильевич узнает, что у тебя еще кто-то есть, ему вряд ли понравится, — добавила тетка.

Но упоминание заветного имени подействовало вовсе не так, как она рассчитывала.

— Вот что, я ни от кого прятаться не собираюсь… Если я дома, зовите меня к телефону. Если меня нет, просто говорите, когда я вернусь, и спрашивайте, что мне передать…

— А я думала, мне наврали, что он симпатичный, — словно рассуждая сама с собой, проговорила Серафима Петровна.

Маша аж подпрыгнула на месте.

— Так я и знала! Театр! Чихнуть невозможно без того, чтобы все всё узнали… — возмутилась она, сверкнув глазами, и сделалась еще краше, чем была.

— По мне, так лучше внешности, чем у Алексея Валерьевича, и быть не может, — упрямо продолжала Серафима Петровна. Не то чтобы ей нравилось испытывать терпение племянницы — просто она видела, что разговоры о личных делах наилучшим образом отвлекают Машу от мрачных мыслей. — Но раз говорят, что этот тоже симпатичный, я не спорю. Только я бы, Машенька, на твоем месте не разбрасывалась. Ну сама посуди: кто Сергей Васильевич и кто этот… как его… У Сергея Васильевича и квартира, и положение, и деньги, и брат — профессор…

— Вы невыносимы, честное слово, — проворчала Маша и, подойдя к тетке, поцеловала ее сбоку в голову. — Ничего же еще не произошло. Сергей, кажется, настроен серьезно, но… — Она поморщилась. — Если бы он мне предложил расписаться, я… словом, не уверена, что я бы согласилась. Даже несмотря на то, что развестись сейчас проще простого, для этого достаточно одного заявления…

— Ты еще в загс не сходила, а уже о разводе толкуешь, — вздохнула Серафима Петровна, беря другую иголку и вдевая в нее нитку. — Чем тебе Сергей Васильевич не нравится? Ну, старше он, да, сколько ему?

— Тридцать восемь.

— Ну не совсем же старик, — заметила тетка. — Да, на то, чем он занимается, в мое время смотрели косо, но… ты же сама понимаешь: сейчас все совсем иначе.

— Нет, — отрезала Маша. — Понятие порядочности со временем не меняется, иначе надо признать, что… А, что тут говорить…

— Съешь лучше пирожок, — посоветовала тетка. — Вон они, на тарелке лежат. Я нарочно для тебя оставила.

— У меня жизнь рушится, а вы ко мне с пирожками пристаете, — проворчала Маша. — С чем хоть пирожки-то?

— С рисом и яйцами.

— Съесть один, что ли? — пробормотала Маша. Она взяла пирожок, меланхолично откусила кусочек, потом съела его целиком и потянулась за следующим. Серафима Петровна глядела на нее с умилением.

Глава 13. Информатор

Ты знаешь, что здесь, в театре, кулисы имеют уши.

А. Грин, «Таинственная пластинка»