Иван — холопский воевода

— Крест мне целовать будете в Успенском соборе.

Далее Годунов потребовал, чтобы вся Москва присягнула ему не в «доможительных» церквах, а в Успенском соборе. Много дней подряд с утра до вечера шел посадский люд к Кремлю присягать Борису…

И все же неспокойно было Годунову. Не мог он полностью довериться боярской верхушке. Поэтому не зря велел он включить в присягу слова, что каждый обещается «не соединяться на всякое лихо скопом и на царя заговором не приходити».

3 сентября 1598 года Борис Годунов короновался в Успенском соборе.

Сев на трон, Годунов наградил своих лучших слуг. И в первую очередь дворян. Для служилых людей приказал выдать из царской казны за один год три жалованья.

Казалось бы, все устроилось: престол его, противники подчинены. Но почему в Ливонию дошел слух, будто Годунова убили бояре? Почему польскому королю Сигизмунду III доложили, что на приеме Борис ударил Романова посохом, а тот набросился на царя с ножом?..

Поначалу царь был милостив и к простому люду — налоги поубавил. Только что беднякам эта подачка! Все равно что выжженному полю горсть воды. Крестьяне помнили: по совету Бориса отменил царь Федор Иоаннович выход в Юрьев день[3]. Нет, не чтили в народе боярина Годунова, севшего на царство.

Государевы заботы

Дождливой была весна 1601 года. Водой затопило луга, нивы, огороды. И летом не переставали лить дожди. А с августа грянули заморозки. Собирать с полей было нечего. Такими же выдались еще два года.

Горше всего пришлось Москве с ее торговым да ремесленным людом. Цены подскочили на хлеб — не подступишься. С голоду помирать стали посадские. Господа прогоняли холопов, чтоб только не кормить. За два с половиной года на трех кладбищах похоронено было более ста тысяч москвичей.

По случаю великого голода приказал Годунов раздавать хлеб из казенных запасов. Но те, кому это было поручено, воровали, а в раздачу шла малая доля.

— На нашей нужде наживаются. Бей их! — кричала голытьба и громила амбары.

На дорогах учинялись грабежи.

В Москве в «Разбойный приказ» каждый день текли целые потоки жалоб и челобитных. Помещики, купцы, монастырские сообщали, что от разбойников житья нет — побивают до смерти, дома жгут, товар и деньги отбирают, урожай грабят.

Царь Борис Федорович был обеспокоен. Требовал разбои повывести, посылал в уезды воевод с дворянскими отрядами.

* * *

Прошлую ночь Борис почти не спал, сон одолел его лишь под утро. Который день подряд голова тяжелая и в груди покалывает. Но начавшееся нездоровье не тревожило Годунова. Бог даст, болезнь как пришла, так и уйдет, — внушал он себе. Хмур и темен лицом он был от забот, что свалились на его плечи. И мысли черные уносили покой, жгли голову каленым железом.

Рвался к высшей власти, а что приобрел для себя? Ничего, кроме мрака на душе и боли на сердце. Царством он и прежде правил. Хотя прикрывался другим именем, зато лиха не знал. Надежным щитом было имя царя Федора. После смерти Федора подняли бояре грызню. Хотели придавить «княжеским корнем», знатностью, чтобы занять трон. Тут бы стерпеть Годунову и уйти в тень. Пусть и не первым господином в государстве значиться, да жить вольготно. А не как в стае волков — беги, пока можешь, а выбился из сил — съедят.

Не смог он сойти с той высокой горы, на которую взошел. Не смог уступить другому. Уж не он ли, не Годунов, отдал столько сил России: и в походы с войском ходил, и города-крепости строил, и в чужие страны послов посылал. И впустую? Ступил бы на престол боярин родовитый, да без государственного ума и твердости в руках — и все прахом?

Пять лет с тех пор минуло. А трон под Борисом до сих пор качается. И опереться не на кого. Боярская знать притихла, а на уме одно — спихнуть Годунова.

* * *

Слуги внесли на подносе блюда, золотой кувшин с вином и кубок.

Борис не взглянул на еду.

— Ступайте, — отослал он людей. Налил в кубок вина, отпил.

Вспомнил заседание в думе. В памяти мелькнули лица бояр и думных дьяков. Бегающие глазки Василия Шуйского… Голос вкрадчивый, с хрипотцой.

Годунов жевал, не чувствуя вкуса. Кусок не лез в горло.

Отовсюду шли недобрые вести. В Сибири Алей-царевич на Тюменский уезд напал, потом к Туринскому острогу двинулся, тамошний голова просит помощи. Под Астраханью казаки купцов грабят, и, видать, силы у них много: стрелецкий отряд разбили. Да что окраины? Вокруг Москвы вон как гуляют!

А холопье войско! Надо же, в Комарицкой волости воровские люди старейшину выбрали, Хлопком прозывается, да отряды собрали. Голытьбы-то беглой тьма-тьмущая. Куда им податься? И раньше бродяги да беглые на безделье и воровство всякое сходились. Но чтоб войском на царя идти — такого не бывало. Бунты, верно, случались. Даже в Москве чернь поднималась.