Иван Калита

— Слава те, Господи.

— Ну, дедусь, поднял-таки. А я, признаться, уж больно опасалси.

— Дык ты дюже не радуйся, — делая лицо строгим, проговорил Алим, — хворь надо до конца выгонять из тела.

Он снял с плеч груз, распрямился, помахал руками, потёр спину.

— Как кличут тя? — Алим посмотрел на больного.

— Андрей, — ответил парень. — Где я? — и поочерёдно оглядел незнакомцев.

— Тыть? Да на алимовом отоке.

— Где? Где? — переспросил Андрей.

Митяй как-то весело посмотрел на старика, поддёрнул порты, по-мальчишески дёрнул носом:

— Да на острове. У казака. Он, — Митяй показал на Алима, — казак. И я казак. Мы свободные люди. У нас нет ни боярина, ни князя. Есть, правда, атаман. Но его выбирают казаки. А ты кто будешь?

В голове Андрея мелькнуло: нет бояр, князя — значит, они их не очень жалуют.

— Да я сын... конюшего. Князья поссорились, подожгли хоромы. Ну... я и сбёг.

— Ааа! — понятливо протянул Митяй. Потом, ударив себя в грудь, сказал:

— Я — Митяй, а он, — парень кивнул на хозяина, — дед Алим. Он тя...

Но Алим не дал ему договорить, а попросил спуститься в курень и принести большую миску, меч, висевший на стене, и братину со стола.

По возвращении ему последовало очередное задание: достать медвежонка. Дед ловко отрубил ему голову и слил в миску кровь. Положив тушку на землю, он почерпнул братиной ярко-красную жидкость и подал её Андрею.

— Пей! — голос его был строг.

Андрей безропотно подчинился. Сходив в землянку, дед принёс в братине какую-то жидкость. Пришлось Андрею «закусить» и ею.

— Таперече иди дрыхнуть.

Спал Андрей как убитый почти сутки. На завтра всё повторилось со вторым медвежонком. После такого лечения Андрей поздоровел на глазах.

А тем временем незаметно подкралась весна. Занятые с утра до вечера делами, они не замечали, как на южном обрывистом берегу забурел снег и зазвенела серебряным колокольчиком чистая, как слеза, капель. За ночь кайма берега обрастала прозрачными сосульками, и он походил на белоснежную кичку с ценной из крушеца подвеской.

В один из этих дней нежданно-негаданно налетел ураганный северный ветер. Он принёс на своих бушующих крыльях чёрную, как смоль, тучу. Снопами повалил снег. Но любое начало имеет конец, пришёл он и для тучи. Улетела она дальше, оставив после себя серебром покрытую землю да крепкий морозец. Казалось, вернувшаяся зима решила не уходить, разукрасив своё белоснежное покрывало алмазным блеском. Она заставила и солнце смотреть на землю с голубого небосвода каким-то извиняющим взглядом.

Утром Алим сбегал по малой нужде во двор в одном исподнем, вернулся и сразу к очагу, подставив огню мозолистые ладони и пальцы в трещинах. Немного отогревшись, он прошаркал к одрине, где спали парни.

— А ну подымась! — и стал теребить их за плечи.

Митяй, протирая глаза, глянул на оконце:

— Чё, светат?

— Светат, светат, — ответил Алим, собирая еду на стол.

Парни соскочили, сбегали на улицу и, побрызгав лица водой, готовы были садиться за стол. Но Алим своей привычке не изменял. Как обычно, он подошёл к иконе и стал вполголоса говорить:

— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистой Твоея Матери и всех святых, помилуй нас!

Парни подхватили:

— Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе! Аминь! — и усаживались за стол.

Закончив утреннюю трапезу и поблагодарив Господа, Алим, глядя на парней, сказал:

— Нуть, пойтить надоть на реку, волокушу вытащить. Зазуля пока по верху идеть, улов должон быть дюже хорош.

Ребята быстро оделись и двинулись за Алимом.

Старец не ошибся. Когда начали тащить сеть, она была забита рыбой. Мокрая, холодная сеть да мороз сказывались на работе. Если привычные крючковатые пальцы Алима ловко высвобождали зазюлю, то у Митяя и Андрея так не получалось. Особенно у Андрея. Он частенько, чтобы отогреть, запихивал пальцы в рот. Но упрямо не бросал работу. Митяй попытался остановить его, считая, что такая работа может повредить его выздоровлению. На что тот, с укоризной глядя на друга, сказал:

— Митяй, я ся гораздо лучше чувствую, когда... — он пошевелил плечами, — разомнусь.

Поддержал Андрея и Алим:

— Пущай работает, — сказал он, — только смотри, чтоб всё пил, чё я те даю.

Андрей приложил руку к груди:

— Всё пью. Ты мой второй батька.

Эти слова так растрогали Алима, что у него заблестели глаза. Да, этот парень входил в его очерствевшее сердце. Поэтому деда резануло, когда он нечаянно подслушал разговор Андрея с Митяем. Андрей высказал предположение, что они загостились у Алима, и что отец Митяя, наверное, их заждался и сильно тревожится. Митяй, конечно, скрыл от друга, что ему не очень хочется уходить от Алима. Чего греха таить, здесь сытая жизнь: мяса, рыбы вдоволь ешь. Да и хлебец в достатке. А отец... ну что отец, он ведь не дитя какое. Но разве это скажешь? Он отговаривался тем, что Андрею надо долечиться.

Да и Алиму не хотелось отпускать ребят уж больно добрые попались. Но понимал, что им, молодым, жизнь здесь кажется тусклой, безрадостной. Раньше ему нравилось быть одному. Но вот эти двое ворвались в его жизнь, и сейчас ему было трудно с ними расстаться.