Тяжелые обстоятельства, в которых оказалась Москва, не позволяли Василию II сразу по возвращении начать войну против затаившегося в Угличе Дмитрия Шемяки. Однако время работало на великого князя. При первом же удобном случае он не преминул бы отомстить кузену за двойное предательство: уклонение от участия в походе на «царевичей» летом 1445 года и попытку получить московский стол в бытность Василия II в татарском плену. Понимая, что москвичи собираются с силами для удара, князь Дмитрий решил «действовать на опережение». Он принялся изо всех сил раздувать пламя мятежа. Распространяемые им панические слухи напугали многих князей, опасавшихся лишиться своих «столов». Забеспокоился даже обычно рассудительный князь Борис Тверской. Однако кроме полуфантастических слухов, исходивших из Углича, была и невыносимая очевидность: произвол приехавших с великим князем татарских вельмож, небывало тяжкие поборы с населения, предназначавшиеся для уплаты выкупа за освобождение Василия П. Особенно возмущались происходящим самолюбивые москвичи, многие из которых лишились всего во время июльского пожара. Эта катастрофа воспринималась ими как следствие поражения Василия II в битве под Суздалем. Бегство великокняжеской семьи из охваченного паникой города также врезалось в память москвичей. Наконец, многим казалась весьма привлекательной идея, которую отстаивал Дмитрий Шемяка: свергнув Василия II с престола, можно освободиться от необходимости выплачивать всем миром огромный выкуп, который он пообещал хану за свое освобождение из плена.
Василий II, конечно, знал о происках кузена. Но воевать с ним великий князь не имел ни сил, ни желания. В условиях московского оскудения и всеобщего ропота он попросту боялся начинать новую войну. Ему нужен был мир, и только мир. Именно поэтому Василий и решил еще раз обратиться за поддержкой к Троицкому монастырю, настоятели которого, следуя заветам преподобного Сергия, считали миротворчество своей важнейшей религиозной обязанностью. Впрочем, другим заветом Преподобного был патриотизм. Некогда он благословил Дмитрия Донского на войну с Ордой. Теперь казалось, что незадачливый внук великого полководца вновь возложил на Русь ярмо ордынского ига. И потому среди троицких старцев крепли настроения в пользу смены великого князя. Одолжавшегося перед татарами Василия II следовало заменить на воинственно гремевшего доспехами Дмитрия Шемяку. И хотя воинская слава удалого Юрьевича несколько померкла после поражения от татар под Белевом, многие по-прежнему считали его самым достойным из внуков Дмитрия Донского. К тому же существовали и давние личные связи между галицким семейством и Троицким монастырем.
Холодная и на редкость снежная зима 1445/46 года была отнюдь не лучшим временем для богомолья к Троице. Однако великий князь не мог допустить, чтобы знаменитый Маковец стал оплотом его врагов. Возможно, его влекло к Троице и чисто личное чувство — желание помолиться о здравии и благополучии княгини Марии, которая незадолго перед тем забеременела. (13 августа 1446 года княгиня родит сына Андрея.)
Для правильного понимания истинных причин тех или иных поступков людей Средневековья необходимо рассматривать их в контексте церковного календаря. Сверять свои действия с месяцесловом — старинный обычай православного народа. Этому обычаю следовали и в крестьянских избах, и в княжеских теремах. Примечательны в этой связи и даты роковой поездки Василия II в Троицу. В воскресенье 6 февраля (Неделя о мытаре и фарисее) начинался круг чтений Постной Триоди — службы, связанные с приближением Великого поста. Во вторник 8 февраля великий князь отпраздновал очередную, 13-ю годовщину своей свадьбы. А в четверг 10 февраля он отбыл из Москвы в Троицу (30, 183). В этот день праздновалась память мученика Харлампия. Этому святому молились о сохранении от внезапной, без покаяния смерти…
ГЛАВА 3 Мера зла
Люди, веря, что новый правитель окажется лучше, охотно восстают против старого, но вскоре они на опыте убеждаются, что обманулись, ибо новый правитель всегда оказывается хуже старого.
Выехав из Москвы в четверг, Василий II рассчитывал прибыть в Троицу в субботу, чтобы встретить здесь Неделю о блудном сыне — второе воскресенье, посвященное подготовке к Великому посту.
Отъезд великого князя из Москвы оказался той самой оплошностью, которой дожидались заговорщики. С этого момента история московской смуты понеслась вскачь, словно пришпоренная лихим наездником лошадь. Вот как рассказывает об этом Н.М.Карамзин: