В столице вспыхнул мощный пожар – сгорел почти весь центр Москвы, в огне погибли тысячи людей, десятки тысяч остались нищими и бездомными. По городу ползли слухи, винившие в беде Глинских: дескать, «старая ведьма» Анна вымачивала в воде человеческие сердца, а потом, обернувшись сорокой, летала над городом и кропила его сверху той колдовской водой – отчего и вспыхнули пожары.
Расправа была жестокой – 26 июня толпа ворвалась в Кремль. Юрия Глинского схватили во время богослужения в Успенском соборе. Дядю царя выволокли из собора и растерзали, труп его бросили на выходе из Кремля. Михаил Глинский вместе с матерью успел выбраться из города и «хоронился по монастырем» [13]. Несколько дней город был в руках восставших, а потом в поисках Глинских процессия двинулась к селу Воробьеву, куда вывезли от пожаров царя Ивана. 17-летнему юноше пришлось выйти к вооруженным вилами людям и долго убеждать их, что ни Михаила, ни Анны у него в ставке нет.
Иван был потрясен – кланяющееся бессловесное быдло, которое он походя топтал конями во время забав, обернулось к нему другим – страшным – ликом. Бунт вскоре был подавлен, Глинские от греха подальше удалены от власти, но, как позднее признавался сам царь, «и от сего убо вниде страх в душу мою и трепет в кости моа» [10]. Жизнь продолжала лепить характер Ивана.
Однако с этим же пожаром связан случай, также повлиявший на мировоззрение Ивана, – в его жизни появился учитель. Им стал священник Благовещенского собора в Кремле по имени Сильвестр.
Сильвестр и Адашев: учитель и друг
Недавно перебравшийся в Москву из Новгорода скромный батюшка сумел сделать то, что удавалось очень немногим: удивить юного повесу. В то время как придворные наперебой утешали властителя, испытавшего во время восстания глубочайшее нервное потрясение, этот провинциальный священник действовал от противного. Явившись к Ивану, он принялся обличать юношу и резать ему в лицо правду-матку.
Говорил о том, что Иван никудышный правитель и не собирается браться за ум. Что, если так будет продолжаться, он погубит страну, а ведь именно ему Господь вручил судьбы миллионов людей. Что пожары и бунты – это недвусмысленное предупреждение Господа нерадивому пастырю – и далее в том же духе.
Ко всеобщему удивлению, Иван не обрушился с гневом на дерзкого священнослужителя, а, напротив, отнесся к его словам серьезно и впоследствии приблизил Сильвестра к себе. Избалованный и ублажаемый сверх всякой меры, юноша ухватился за человека, посмевшего не льстить, а требовать.
Иван вырос эмоциональным, если не сказать экзальтированным человеком. Вся его жизнь была непрекращающейся бурей страстей, где предельная эйфория мгновенно сменялась бездной отчаяния. Сильвестр был человеком подобного склада: его тоже отличали фанатизм и экзальтированность. Священнику нередко являлись божественные видения, он слышал «небесные голоса».
И юный Иван, встретив себе подобного, только старше и мудрее, с восторгом подчинился ему. Доверию способствовало и то обстоятельство, что Сильвестр в отличие от остальных из окружения царя никогда и ничего не просил для себя и к концу жизни занимал ту же скромную должность священника Благовещенского собора, что и до знакомства с Иваном.
Под влиянием Сильвестра юный венценосный повеса резко меняет образ жизни. Хмельные компании и бессмысленные забавы заброшены, юноша сидит за книгами, общается с администраторами и въедливо вникает во все вопросы – от военного дела до богословия. Вскоре выяснилось, что «проказник» Иван от природы наделен мощным умом. Привычка учиться осталась с ним навсегда, и через несколько десятилетий русский государь справедливо считался одним из образованнейших людей своего времени. Он на равных дискутировал с признанными богословскими авторитетами, собственноручно вносил правку в исторические летописи, его талант публициста удивлял современников. Иван, ставший к тому времени Грозным, оставил после себя даже музыкальное наследие: до нас дошли сочиненные им стихиры – духовные песнопения.
Помогло Ивану и то, что постигать основы управления страной ему пришлось не в одиночестве – рядом с ним всегда находился друг. Друга звали Алексей Адашев, и то, что именно этот человек стал правой рукой царя, иначе как счастливой случайностью не назовешь.
Адашевы были мелкими костромскими дворянами, и отец Алексея, Федор Адашев, сделал максимально возможную при своем худородстве карьеру. В 1538 г. он даже возглавил московское посольство к турецкому султану, после чего смог пристроить ко двору еще и сына – стряпчим при государевом постельничем. Должность мелкая и не особо почетная – всей и радости, что царя часто видишь. Но Алексею Адашеву именно это обстоятельство дало счастливый шанс – вскоре между юным царем и мелким вотчинником возникла настоящая дружба.