Иван Грозный

Таким образом спор о введении в Москве книгопечатания втягивался в общую социально-политическую борьбу, и печатная книга оказывалась одним из боевых орудий на фронте внутренних столкновений. Она легко могла сделаться предметом прямых уличных схваток. Можно себе представить, что сановитые "начальники" и облеченные высшим духовным авторитетом "священноначальники" усердно подстрекали невежественную толпу к разрушению типографии, и притом именно в форме ее сожжения, как это полагалось для наказания виновников всякого рода колдовства: печатный аппарат изображали при этом как орудие бесовского наваждения, как мастерскую диавола.

Если для нас совершенно ясны мотивы реакционеров, то из них же можно косвенно сделать заключение об идеологии сторонников печатного дела, прежде всего самого царя, который потом, в трудных обстоятельствах борьбы, не мог спасти открытое им в Москве предприятие. Но он сам в прямой форме заявил потомству о своих симпатиях и намерениях в этой области. В Послесловии к изданному Иваном Федоровым "Апостолу" говорится: "Он же (царь) начат помышляти, как бы изложити печатные книги, якоже в Грекех и в Венецыи и во Фригии (опечатка вместо Фрягии, т. е. Италии) и прочих языцех". Эти слова можно понимать как увлечение Грозного итальянскими формами печатания и как желание его дать этим приемам наиболее совершенной техники широкое распространение.

Исследования академика А. С. Орлова и И. В. Новосадского не позволяют нам рассматривать историю печатника Ивана Федорова как изолированный случайный эпизод культурного быта Москвы. Типографское искусство давно стучалось в двери великой восточной державы. Мы слышим уже в 1492. г. о приезде в Москву, под видом дипломатического агента, типографа любечанина Гонтана. В свою очередь через Любек Ганс Шлитте, набиравший в 1547 г. для Москвы целый корпус техников, должен был привезти и мастеров печатного дела.

Помимо попыток частных лиц проникнуть со своим новым видом производства в самый центр Московской державы, делается официальное предложение от дружественного с Москвой правительства в этом смысле. Таково обращение к Ивану IV датского короля Христиерна III, который писал в 1552 г.: "Посылаем, возлюбленный брат, искренне нами любимого слугу и подданного нашего, Ганса Миссенгейма, с библией и двумя другими книгами, в коих содержится сущность нашей христианской веры. Если приняты и одобрены будут тобою, возлюбленный брат, митрополитом, патриархами, епископами и прочим духовенством сие наше предложение и две книги вместе с библией, то оный слуга наш напечатает в нескольких тысячах экземпляров означенные сочинения, переведя на отечественный ваш язык, так что сим способом можно будет в немногие годы споспешествовать и содействовать пользе ваших церквей и прочих подданных, ревнующих славе христовой и своего спасения".

Дания в это время приняла протестантизм, который реформаторы считали восстановлением истинного первоначального евангелического христианства; на первом месте у правительства миссионерская цель, вот почему речь идет о рассмотрении, в качестве образца, библии; но в то же самое время предложение поручить присылаемому мастеру воспроизведение книги, в таком большом количестве экземпляров и в такой короткий срок, заставляет думать, что у предпринимателя – в данном случае датского правительства – был практический расчет на скорый сбыт книги. Такой расчет мог быть основан на сведениях, доставленных агентами правительства и указывавших на возрастающую в московском обществе потребность в общедоступной книге, следовательно на готовность Москвы к открытию книжного рынка.