Проказливость и шутовство вообще отличает нижний мир сверхъестественных существ от высшего, собственно божественного мира. Бог и святые пустой игрой и дурацкими шутками не занимались. Они либо карали человека, либо ему помогали, но вели себя серьезно и достойно. Возможно, проказливость низших божеств объясняется тем, что вера в них это уже
Другое возможное объяснение того, что эти некогда грозные владыки превратились в шутов и проказников, — это их слишком тесная близость к человеческому миру в самых простейших проявлениях. Соприкоснувшись с бытом и сжившись с людьми, они как бы заразились юмором, который присущ народу. И потому они вошли непосредственно в народную веру и стали достоянием народного искусства и народной фантазии. Разумеется, это не религия в настоящем смысле слова, это суеверия, то есть что-то недостоверное, ложное, связанное с игрою ума и воображения. И вместе с тем это сама плоть искусства и жизни русского крестьянина на протяжении веков.
В образе русского Домового совмещаются черты мудрого старца, который все знает и обо всем заботится, и маленького ребенка. Само это сочетание говорит о многом. О том, что Домовой воплощает собою народ в его исторической давности и вечном младенчестве. Это олицетворение дома, в котором рождается, живет, умирает и вновь рождается человек. И потому Домовой привязан к дому даже более прочно, чем люди — реальные, но временные хозяева и обитатели. Домовой это постоянный, от начала века и до конца, главный жилец в доме. К дому, как таковому, он более привержен, чем к его постояльцам. Потому с Домовым начинаются проблемы при всяком переезде. Если его забудут взять с собою, он останется жить на старом пепелище, даже когда изба развалилась, несмотря на то, что любит и очень ценит теплое жилье, печку[85]. Бывали случаи, когда русские переселенцы в Сибирь забывали взять своего Домового. И потом в этом пустом, брошенном доме, по свидетельству очевидцев, он страшно тосковал, мучился, плакал и не мог утешиться, но сам не двигался с места. Этнографы записали случай, который в конце прошлого века произошел в Орловской губернии. Там во время пожара сгорела вся деревня. И вот осиротевшие домовые так затосковали, что целыми ночами слышались их плач и стоны. Тогда погоревшие мужики решили прежде всего обеспечить домовых, сколотили на скорую руку деревянные шалашики и разбросали рядом с ними ломти хлеба, круто посолив (Домовой, как и русский мужик, любит черный хлеб с солью). Это было временное жилье исключительно для домовых, пока не срубили новые избы, куда те и переселились[86].
Из этой истории видно, как важно, переезжая в новый дом, взять с собой Домового. Ведь это добрый гений избы, который в течение десятилетий, а то и столетий, охранял домашний очаг. Но взять его с собою не так просто. Домовой капризничает и хочет всегда остаться на старом месте. Поэтому его выманивают, уговаривают. Задобрить Домового довольно легко. Ему нужно ласковое отношение и небольшие подарки в виде краюхи хлеба с солью или разноцветные лоскутья, в которые он любит играть, или нюхательный табак, до которого Домовой большой охотник. Или Домового заманивают просто горшком каши, с тем чтобы он переехал в новое жилье. При этом иногда Домового засовывают в мешок и так переносят в новый дом. Разумеется, это такое же воображаемое засовывание, как привязывание Домового к ножке стола. Это некий театр с остатками магических функций и воздействий.
С тем чтобы перевезти Домового из одного дома в другой, ему в виде телеги или коляски предлагают пустой лапоть. При этом приговаривают ласково: «Хозяин-дворовой, иди покель на спокой, не отбивайся от двора своего». Или Домового зовут на новоселье вместе с его женой «домовихой», которая как самостоятельное лицо не фигурирует и вообще не обязательна, но иногда, ради уважительного отношения к Домовому, упоминается: «Дом-домовой, пойдем со мной, веди и домовиху-госпожу — как умею награжу». Все это свидетельствует о том, что старый Домовой ценится народом. И это же говорит о том, что Домовой, как божество, строго локален.