И говорил: «Богат — не тот, у кого много, а тот, кому ничего не надо». При этом считал, что еще недостаточно освободился от своих потребностей и приводил в пример своего товарища, тоже толстовца по имени Лев, который отказался от кафтана, от шапки и от лаптей и ходил по городам и селам босой, в одной рубахе. По этому поводу первый толстовец говорил: «— Лев богаче всех нас. Мы все рабы своих потребностей, своих привычек. Я, например, не могу обойтись без шапки и лаптей, а потому являюсь рабом этих вещей. Лев же свободен от всего этого…»[213] Первый толстовец, Сергей Попов, был недоучившимся гимназистом, а второй — по имени Лев — рабочим. Но вообще-то они предпочитали по именам себя не называть, утверждая: кому это нужно? разве не все равно — как звать? Приводят Сергея Попова в полицию. Полицейский спрашивает: «— Какой губернии?» Тот отвечает: «— Я сын Божий, губерний нет, весь мир дом Божий, все люди братья!» Полицейский начал страшно ругаться и выдергивать револьвер из кобуры, думая напугать. А толстовец ему: «Опомнись, что ты сердишься? Ведь мы — братья!» Приводят его к следователю, который оказался человеком добрым и образованным и догадался, кто перед ним. Следователь составил такую бумагу: «Обвиняемый, следуя высшим Божественным законам, идущим вразрез с законами человеческими, не может иметь паспорта и определенного местожительства». И просит подписаться. Попов отказывается, повторяя, что не нужно никаких имен, никаких подписей, поскольку все люди братья и все дети Божьи. Тогда следователь, искренне желая ему помочь, применил маленькую хитрость и говорит, ссылаясь на закон Христа, закон любви: «Если у вас есть любовь к ближнему, подпишите эту бумагу, проявите любовь». И вот тогда уже толстовец подписал бумагу, поставив такую, весьма примечательную подпись: «Сын Божий, по телесной оболочке называемый людьми С. Попов». Следователь вздыхает, говорит спасибо, и Попова ведут к прокурору. Тот в свою очередь:
— Как тебя звать, какой губернии? Ты Сергей Попов?
— Я сын Божий, — говорю. — Все люди братья.
— Я знаю, что все братья, — говорит он.
— Это только и нужно, — говорю я, — откиньте все остальное, живите по-братски, и ничего больше не надо.
— Последний раз говорю тебе, — кричит он, — ты Сергей Попов?
— Я сын Божий, — говорю я.
— Тогда в тюрьму! — кричит прокурор.
Не нужно думать, что все это результат учения Толстого. Ведь сходные тенденции мы встречаем у сектантов, которые никакого Толстого не знали, а до подобных же или близких идей дошли сами. Значит, Толстой выразил какие-то стороны народной веры, связанные с рационализмом и анархизмом русского мужика. Даже известный призыв Толстого к опрощению, обращенный к высшим классам и к современной цивилизации, где слишком много ненужной роскоши, имеет свою параллель в сектантстве, причем безо всякого влияния со стороны Толстого.
Упомяну в этой связи секту