Иван-Дурак

– Молодой человек! Я, откровенно говоря, был лучшего мнения о гибкости вашего ума. Сколько же можно жить в узких рамках неверных представлений об окружающем мире, навязанных вам обществом. Кто такие привидения? Не более, чем выдумка человечества. С чего вы взяли, что мир, в котором вы живете сейчас, единственный? Нет, безусловно, благодаря религиям и фантастике вы можете предположить, что кроме как на этой маленькой планетке есть и другая жизнь во вселенной, что после смерти начинается какая-то другая, новая жизнь, но ваши представления о ней настолько же смешны, насколько и наивны. Ну, да, впрочем, это неважно. Эти знания и не должны постигать живые, это знания для мертвых. Мертвых, в вашем, человеческом, понимании, безусловно. Вот помрете и сами все узнаете! – Петр Вениаминович расхохотался, наполнил бокалы шампанским, при этом количество жидкости в бутылке не уменьшилось. – Шучу-шучу, уж поживите пока еще. – Он залпом выпил целый бокал.

– А кем вы были, – Иван замялся, – пока… пока не умерли?

– Да так, дрянь был мужичишка, по правде сказать. Но с большими амбициями. Все мечтал артистом быть, в театре служить, а работал в цирке.

– В цирке? – удивился Иван.

– Да. И не каким-нибудь там дрессировщиком, жонглером или канатоходцем. И даже, пардон, не клоуном. Ваша матушка все-таки очень мудрая женщина, проницательная. Она правильно угадала – я был конферансье в цирке. Кто такой конферансье в цирке? Да тьфу, недоразумение. Не звезда, а лишь человек, который объявляет звезд. Я страдал. Мое самолюбие было перманентно уязвлено. Меня ежедневно, ежечасно, ежеминутно мучила зависть. Черная, тягучая, как трясина. Засосет, и не выберешься. Вот и я не смог. И погиб-то я, собственно, из-за нее родимой, из-за зависти. Набрался «бордо» да и пожелал доказать нашему, как сейчас говорят, суперстару, укротителю тигров месье Поросенкову, что я тоже не лыком шит и с тиграми тоже управляться умею. Позвольте опустить подробности моей погибели, ибо вспоминать данный инцидент мне до сих пор крайне неприятно. И прошло-то уже, почитай, что сто годков, а все равно неприятно. – Петр Вениаминович скроил трагическую физиономию и опорожнил еще один бокал шампанского. – Нда, собственная смерть – не самая вдохновляющая тема для беседы.

Иван сидел, медленно тянул шампанское, слушая Петра Вениаминовича, и не мог смириться с абсурдом происходящего. Он не хотел слушать того, что говорил ему этот скромный клерк Небесной канцелярии. Не хотел слушать и при этом сгорал от любопытства. Ни к чему обычному сорокалетнему земному мужчине такие познания. Если верить Петру Вениаминовичу, то все это он должен был узнать лишь после смерти. Вот и ни к чему было торопить события. Впрочем, Иван понимал, что если бы сейчас его ночной гость не ответил на его вопросы, он бы мучился ими до скончания своего века. Но в то же время ему хотелось, чтобы всем переменам в его жизни, всем чудесным и грустным событиям последнего года нашлось какое-то более рациональное объяснение. Чтобы Петр Вениаминович был всего лишь сновидением, а не поводырем, и чтобы Иван абсолютно всего добился сам, а не был марионеткой в руках изобретательного сотрудника Небесной канцелярии.

– Да не переживайте вы так, юноша, – сказал Петр Вениаминович, чавкая хамоном, – обо всем, что я вам сегодня наговорил, вы наутро благополучно забудете – перепили вы, голубчик, шампанского-то, так что случится с вами провал в памяти. И к тому же нечасто люди запоминают свои сны. Но я бы не хотел, чтобы вы меня забыли совсем. Чай не чужие уже, вон сколько ночей-то провели вместе. – Он глумливо подмигнул и рассмеялся как-то по-мальчишески. Иван даже и не предполагал, что персонаж этот может быть таким симпатичным.

– А может быть, и не стоит мне забывать этот разговор? Как-то приятно все-таки знать, что после смерти ничего не заканчивается.

– Возможно, вам не страшно будет умирать, вот только жить будет невесело. Вы перестанете ценить каждое мгновение вашего существования, вы не будете спешить жить, вам не нужно будет чего-то достигать и к чему-то стремиться. Зачем это? Ведь вы точно будете знать, что впереди у вас вечность. Так что, думаю, будет разумнее все же устроить вам частичную амнезию. Страх смерти – это, как ни парадоксально, хороший стимул для жизни.

– Пожалуй, вы правы. – Согласился Иван с доводами Петра Вениаминовича.

– А что касается самостоятельности ваших решений и поступков, то я готов признать, что это были именно ваши решения и поступки, а я лишь вас чуть-чуть, легонечко так, ненавязчиво к ним подталкивал. Это для вас любой друг бы сделал, если бы, разумеется, у вас был такой друг, как я: умный и опытный манипулятор. – Петр Вениаминович снова задорно рассмеялся.

– Послушайте, а как же так получилось, что вас, не самого лучшего на свете человека – я извиняюсь, но вы сами так сказали – приняли на службу в Небесную канцелярию?