Иван-чай-сутра

Алекс неторопливо съедал землянику, наблюдая за Киром. Маня спросила его, что там за водоем, к которому Кир собрался? Алекс ответил.

— Дальняя Река? — переспросила девушка. — С чьей точки зрения дальняя?

— С точки зрения скифов, живших в степи у моря. Но и с моей тоже.

— А где ты живешь?

— В Глинске.

— В Глинске?

— Ну да, Глинск вышел из реки, как гусь. Его даже можно было назвать Гусь Глинский, по аналогии с Гусь Хрустальным. Тем не менее, река кажется мне Дальней. У меня есть кое-какой опыт путешествий по ней. А это всегда путешествия не столько в пространстве, сколько во времени.

Маня улыбнулась.

— Это как Зыкина с Волгой?

Алекс слегка поморщился.

— Все убаюканы с пеленок Зыкиной.

— Это так обидно? — спросила Маня.

— Нет. Но хочется справедливости, — сказал Алекс. — Просто о Дальней Реке еще не спета песня. У меня был друг, который собирался это сделать.

— Друг против Зыкиной? — с улыбкой спросила Маня.

— Он собирался сочинить что-то вроде «Юноны и Авося», «Томми», но в другом духе…

— Рок-опера в духе речного патриотизма? — засмеялась Маня.

— Речного сепаратизма, — уточнил Алекс.

— «Дальняя Река»?

— Нет, называлась бы, пожалуй, по-другому… У него дед еще в старопрежние времена работал тут грабором. Ну, ландшафтным дизайнером.

Маня огляделась.

— В этих местах?

— Да. Раньше здесь стояли деревни, усадьбы — там, на холмах.

— … пока не явились стремные готы?

— Да они здесь же и дремали, — возразил Алекс, — в отеческих мхах.

— Как фашисты Кира во льдах?

— Айс унд ф ойе! С кем ты сравниваешь потомков атлантов? — вскричал Кир, выходя к лагерю из зарослей иван-чая. На плече он нес свежее древко.

— С крестьянами и рабочими, — невозмутимо откликнулась Маня. — Они тут винтили местные дворянские гнезда. Все благородно, в антибуржуазном духе Муссолини и «Железной гвардии»: пожар, битье стекол, роялей, костры из книг и картин.

— Доверчивых мужиков вдохновляли иуды-чандалы, троцкие с луначарскими. Фашисты никогда не стали бы громить усадьбы. Настоящие фашисты, — уточнил Кир. — У тебя примитивные представления, Птича. Разорять дворянские усадьбы? Это же столпы традиции! Почитай Эволу.

— Он что, пишет тексты для «М8Л8ТХ»?

— Жужжалка! Юлиус уже в вечных снегах недоступных вершин.

— Кир, тебя не поймешь, когда ты прикалываешься. Вот сейчас или когда вещаешь, что кроме психики ничего не существует?

— А что такого я сказал? Это просто эвфемизм слова «тод».

— Как-то на тебя не похоже.

Кир на мгновенье смутился, подбросил топорик.

— Поживешь на вершинах — еще и не то запоешь, — буркнул он. — А, кстати, Алексей, что там за шурф? Это не ты золото ищешь? Или черепки, наконечники стрел, бляхи, удила? Я бы вообще не отказался от меча-кладенца. Прорубаться в местных джунглях. Айс унд ф ойе!

Кир принялся остругивать палку.

— Нет, здесь копались геологи, — сказал Алекс, вертя в руках панаму. — Оценщики.

— В смысле?

— Гору оценили. Я не знаю, во сколько. Под нами запасы песка и гравия.

— Так ты с ними связан? — спросил Кир.

— Нет, Кирилл. Я сам по себе.

— А ты не реконструктор?

— Ну, любой из нас реконструктор. Стоит только настроиться. Помолчать, например, с недельку. Послушать птиц. И оно начнется.

— Да, с Птичей помолчишь! — воскликнул Кир. — Поэтому ты и бродишь один тут?.. В отрыве от голосов цивилизации? И тебе не скучно? Я бы с тоски сдох. Ведь здесь ничего не происходит. Синий экран. Точнее зеленый.

Алекс покачал головой.

— Даже сейчас здесь что-то происходит. Просто мы не все знаем.

— Ну да. Один стругает посох. Другой вертит шляпу. Облака плывут. Маня бездумно молчит.

— А ты бездумно болтаешь!

— ИМХО! Имею Мнение, Хочу Озвучить. И озвучиваю нашу ситуацию. «Из ниоткуда в никуда. С приветом». Может быть, на основе этого умные люди создадут геймку. Возьмут «Ицзин»… А что?! Сколько там гексаграмм? Шестьдесят три? Шестьдесят четыре? Шестьдесят четыре ситуации, в основе каждой какая-то проблема, загадка, и есть ключ к решению, его надо найти. Хм! Подруга! А ведь на этой горе меня посетила гениальная идея? Копирайт! Чур, не тырить!

— Да кто тебя будет здесь кидать, — сказала Маня.

— Это только потому, что никто еще ферштейн нихшт, в чем дело. Может, это золотое дно, подруга. Принеси-ка книгу.

— Сам принеси.

— Вечно ты крэкаешь иерархичность.

— Тоже мне иерарх!

— Каждый мужчина иерарх, если, конечно, он чего-то стоит. Это незыблемый закон жизни, зря ты, Птича, окрысяешься. Окрысиваешься.

— А ты омурливаешься своим долбаным мачизмом.

— Блин, феминизм достал уже, — пробубнил Кир. — Это похлеще космического зонтика Рейгана и всех ракет вместе с идеологической диверсией радиостанций. Тойфел!

Он приставил посох к сосне, хотел было вогнать в ствол и топорик, но вовремя спохватился, покосившись на Маню, а потом и на Алекса, воткнул его в седалище-корягу и пошел к палатке. Вернулся он с книгой в малиновой обложке под мышкой, усевшись, раскрыл ее.