Но Скопин-Шуйский отнесся к Ивану Кравкову без ухмылки, намеренье его показалось Михайле весьма толковым, и чем дольше он беседовал с Кравковым, тем все больше убеждался, что перед ним наиумнейший человек, истинный самородок, коих нередко рождает русская земля.
Михайла пошел к царю.
– Иван Кравков зело разумен, государь. Тулу и впрямь можно затопить.
Василий Иваныч выслушал Скопина, выслушал Крав-кова и собрал бояр на совет. Уж чересчур неслыханное дело затеял Ванька Кравков из Мурома! Сколько людей, сколь земли надо для заплота! И все ж надумали.
Место для заплота было выбрано при впадении в Упу реки Вороньей (чуть ниже ее устья), на правом, болотистом, пологом берегу. Заплот надо было поднять и протянуть на полверсты. Царь выделил «на пособ» Кравкову ратников, «даточных» людей и мельников. С утра до ночи «секли лес и клали солому и землю в мешках рогозинных и вели плотину по обе стороны реки Упы». Дело было тяжкое, долгое; чтобы ускорить работу, Михайла Скопин посоветовал ставить срубы-туры и набивать их мешками с землей.
Шел третий месяц осады. На тулян навалился жесточайший голод. «Бысть на них глад велик зело, даж и до того дойде, якоже и всяко скверно и нечисто ядаху: кошки и мыши и иная подобная им».
В городе стало неспокойно. Осмелели вражьи лазутчики, читали грамоты царя, прельщали «милостивыми посулами» Шуйского. Лазутчиков вылавливали, казнили, но смута тулян все ширилась.
Болотников сновал меж ратников и посадских людей, подбадривал. «День за днем он удерживал их, пока они, измученные голодом, не стали есть вонючую падаль и лошадей, источенных червями».
Князья Телятевский и Шаховской (убедившись в крахе своих честолюбивых помыслов) начали тайные сношения с Василием Шуйским. Вовсю готовилась измена. Примкнули к заговорщикам и набольшие посадские люди во главе со старостой Третьяком Зюзей, а также некоторые казаки: Степан Нетяга, Вахоня Худяк и Левка Кривец. На одном из тайных сборищ порешили: схватить Болотникова и Петра, и открыть ворота войскам Шуйского.
А царь Дмитрий, царь Избавитель, Красно Солнышко все не появлялся и не появлялся, и с каждым днем повольники все больше и больше теряли в него веру, и вот наступил день, когда взроптавшие туляне и ратники пришли к Григорию Шаховскому и заявили:
– Ты много раз сказывал, князь, что царь Дмитрий убежал вкупе с тобой из Москвы в Путивль. Где ж твой царь, почему не идет к Туле? Никто его и в глаза не видел. Облыжник ты, князь!
Шаховского связали и кинули в застенок, угрозливо молвили:
– Казним, коль Дмитрий Иваныч не появится.
Не пришел, не появился, не помог отчаявшемуся, изголодавшему люду. Не пришел Избавитель! Повольники умирали десятками, сотнями.
К Болотникову и Муромцу прибыл гонец Василия Шуйского, известил: царь предлагает мужикам, казакам и холопам покинуть город, иначе Тула будет затоплена. Царь никого не покарает, всем дарует жизнь. Каждый будет волен пойти туда, куда захочет.
Болотников и Муромец ответили отказом.
После Покрова заплот был готов. Василий Шуйский приказал ночью отвести все полки, что стояли на низких местах, и запереть плотину, «через что к утру так наполнилось, что люди принуждены были бежать на кровли и, видя, что вода прибывает, думали, что и на кровлях все потонут».
Болотников, Муромец, Беззубцев, Нечайка Бобыль и Тимофей Шаров сошлись на совет и порешили: Тулы не сдавать; всей ратью выйти из крепости и пробиваться через царское войско. Вылазку надумали предпринять ночью.
До ночи оставалось несколько часов. Болотников вновь (в который уже раз!) прошелся по рати и… вылазку отменил. Повстанцы хоть и горели желанием обрести волю, но были настолько истощены, что едва стояли на ногах. Нечего было и помышлять о битве. Повольников оставалось всего пятнадцать тысяч, у Шуйского же было служилого люда чуть ли не в семеро больше.
«Не пробиться, – с горечью раздумывал Иван Исаевич. – Все, как один поляжем. Но нельзя, никак нельзя допустить гибели лучших сынов народа русского. Они прошли через многие битвы, они закалились в сечах, воля их не сломлена. Зачем же им гибнуть? Они нужны для новых битв, кои еще не раз победно прокатятся по боярскому царству. Не сегодня, так завтра скинет народ кабаль-ников, непременно скинет!
Послал к Василию Шуйскому гонца: повольники согласны покинуть Тулу, но с оружием.
Царь поклялся на кресте: ни с одного мужика, казака и холопа, ни с одного начального человека не упадет и волоса. Все могут возвращаться по своим домам оружно.
Болотников, зная цену клятв Шуйского, просил его заявить о своем обещании прилюдно. Царь Василий, не мешкая (ох, как нетерпелось ему покончить с бунтом), повторил свои слова, слюнявя губами крест, на виду всего войска.
Тула открыла проездные Пятницкие, Ивановские и Одоевские ворота, и в тот же час Болотников и Муромец были схвачены заговорщиками и доставлены Шуйскому.
Тула пала 10 октября 1607 года.