Иван

– Я бы взял, – шепчет Холин, вздыхая, – да подполковник против. Говорит, что меня самого еще надо воспитывать! – усмехаясь, признается он.

Я мысленно соглашаюсь с подполковником: Холин грубоват, а порой развязен и циничен. Правда, при мальчике он сдерживается, мне даже кажется, что он побаивается Ивана.

Метрах в ста пятидесяти до берега мы сворачиваем в кустарник, где, заваленные ельником, хранятся плоскодонки. По моему приказанию их держат наготове и через день поливают водой, чтобы не рассыхались.

Присвечивая фонариками, Холин и Катасонов осматривают лодки, щупают и простукивают днища и борта. Затем переворачивают каждую, усаживаются и, вставив весла в уключины, «гребут». Наконец выбирают одну, небольшую, с широкой кормой, на трех-четырех человек, не более.

– Вериги эти ни к чему. – Холин берется за цепь и, как хозяин, начинает выкручивать кольцо. – Остальное сделаем на берегу. Сперва опробуем на воде…

Мы поднимаем лодку – Холин за нос, мы с Катасоновым за корму – и делаем с ней несколько шагов, продираясь меж кустами.

– А ну вас к маме! – вдруг тихо ругается Холин. – Подайте!..

Мы «подаем»; он взваливает лодку плоским днищем себе на спину, вытянутыми над головой руками ухватывается с двух сторон за края бортов и, чуть пригнувшись, широко ступая, идет следом за Катасоновым к реке.

У берега я обгоняю их – предупредить пост охранения, по-видимому, для этого я и был им нужен.

Холин со своей ношей медленно сходит к воде и останавливается. Мы втроем осторожно, чтобы не нашуметь, опускаем лодку на воду.

– Садитесь!

Мы усаживаемся. Холин, оттолкнувшись, вскакивает на корму – лодка скользит от берега. Катасонов, двигая веслами – одним гребя, другим табаня, – разворачивает ее то вправо, то влево. Затем он и Холин, словно задавшись целью перевернуть лодку, наваливаются попеременно то на левый, то на правый борт так, что, того и гляди, зальется вода, потом, став на четвереньки, ощупывая, гладят ладонями борта и днище.

– Клёвый тузик! – одобрительно шепчет Катасонов.

– Пойдет, – соглашается Холин. – Он, оказывается, действительно спец лодки воровать – дрянных не берет!.. Покайся, Гальцев, скольких хозяев ты обездолил?..

С правого берега то и дело, отрывистые и гулкие, над водой стучат пулеметные очереди.

– Садят в божий свет, как в копеечку, – шепелявя, усмехается Катасонов. – Расчетливы вроде и прижимисты, а посмотришь – сама бесхозяйственность! Ну что толку палить вслепую?.. Товарищ капитан, может, потом, под утро, ребят вытащим? – нерешительно предлагает он Холину.

– Не сегодня. Только не сегодня…

Катасонов легко подгребает. Подчалив, мы вылезаем на берег.

– Что ж, забинтуем уключины, забьем гнезда солидолом, и все дела! – довольно шепчет Холин и поворачивается ко мне: – Кто у тебя здесь в окопе?

– Бойцы, двое.

– Оставь одного. Надежного и чтоб молчать умел! Вник? Я заскочу к нему покурить – проверю!.. Командира взвода охранения предупреди: после двадцати двух ноль-ноль разведгруппа, возможно, – так и скажи ему: возможно! – подчеркивает Холин, – пойдет на ту сторону. К этому времени чтобы все посты были предупреждены. А сам он пусть находится в ближнем большом окопе, где пулемет. – Холин указывает рукой вниз по течению. – Если при возвращении нас обстреляют, я ему голову сверну!.. Кто пойдет, как и зачем – об этом ни слова! Учти: об Иване знаешь только ты! Подписки я от тебя брать не буду, но если сболтнешь, я тебе…

– Что ты пугаешь? – шепчу я возмущенно. – Что я, маленький, что ли?

– Я тоже так думаю. Да ты не обижайся. – Он похлопывает меня по плечу. – Я же должен тебя предупредить… А теперь действуй!..

Катасонов уже возится с уключинами. Холин, подойдя к лодке, тоже берется за дело. Постояв с минуту, я иду вдоль берега.

Командир взвода охранения встречается мне неподалеку: он обходит окопы, проверяя посты. Я инструктирую его, как сказал Холин, и отправляюсь в штаб батальона. Сделав кое-какие распоряжения и подписав документы, я возвращаюсь к себе в землянку.

Мальчик один. Он весь красный, разгорячен и возбужден. В руке у него Котькин нож, на груди мой бинокль, лицо виноватое. В землянке беспорядок: стол перевернут вверх ногами и накрыт сверху одеялом, ножки табурета торчат из-под нар.

– Слушай, ты не сердись, – просит меня мальчик. – Я нечаянно… честное слово, нечаянно…

Только тут я замечаю на вымытых утром добела досках пола большое чернильное пятно.

– Ты не сердишься? – заглядывая мне в глаза, спрашивает он.

– Да нет же, – отвечаю я, хотя беспорядок в землянке и пятно на полу мне вовсе не по нутру.

Я молча устанавливаю все на места, мальчик помогает мне. Он поглядывает на пятно и предлагает:

– Надо воды нагреть. И с мылом… Я ототру!

– Да ладно, без тебя как-нибудь…

Я проголодался и по телефону приказываю принести ужин на шестерых: я не сомневаюсь, что Холин и Катасонов, повозившись с лодкой, проголодались не менее меня.

Заметив журнал с рассказом о разведчиках, я спрашиваю мальчика:

– Ну как, прочел?

– Ага… Переживательно. Только по правде так не бывает. Их сразу застукают. А им еще потом ордена навесили.