ИВ. Тетралогия (СИ)

Я не уверен, что поспешу выполнять ее просьбу, но не успел ответить, потому что перед нами раскинулся вышеназванный госпитальный лагерь. Он располагался в одном из уцелевших на окраине городских зданий, окруженный многочисленными армейскими палатками с красными крестами, разбитыми по территории, целый больничный городок.

Стоял поздний вечер. Несмотря на прохладную свежесть воздуха, в нос ударил аромат крови, тот самый, что неуловимо чувствовался издалека. Здесь же он смешивался с вонью хлора, карболки, лекарств, а также тяжелым смрадом мочи, едкого пота, гниения и многих других запахов человеческих мучений. Хорошо отбивало аппетит. Женевьев понимающе улыбнулась, и, попрощавшись до поры, оставила меня, исчезнув внутри одной из больших палаток. Большинство раненых отходило ко сну, лишь две усталые санитарки развешивали во дворе белье на длинных веревках, да одного тяжелораненого на носилках транспортировали к главному зданию.

Оливер встретил приветливо, но без особого удивления, надеялся, что вернусь той же дорогой, что и мои товарищи. Маркосу все же удалось благополучно провезти оборотней во Францию. Видно увалень не так прост, каким кажется.

— Зря не послушал совета, друг мой, — делая вид, что сочувствует, прошелестел Оливер. — Хотя, ты жив, восстал из пекла, так сказать, да еще и, как обычно, не без выгоды для себя. Вот ведь воистину баловень фортуны! Наш многоуважаемый префект лично явился за спасенным сыном, не чаял увидеть его живым, а потому преисполнен большой благодарностью. И как только тебе это удается? — отвратительно ухмыльнулся хирург.

Раньше меня, наверняка, задели бы его едкие слова, но теперь чувствовал лишь полное равнодушие. В конце концов, как бы я не относился к Оливеру, он действительно оказался прав — война, как ничто, отбивает чистоплюйство, уравнивая всех под одной сущностью. Презрение вызывали собственные прошлые принципы и наивная уверенность, что сохраню себя, останусь прежним благородным Джорджесом Ансело, не вампиром, но человеком.

Оливер гостеприимно выделил одну из комнат в своих апартаментах, даже здесь в полевых условиях, устроившись с комфортом. Я с облегчением принял горячую ванну, представляющую из себя большую алюминиевую лохань, которую долго наполняли несколько санитарок. Двоих прихватил с собой, помочь оттереть спину и избавиться от месяца воздержания. Приведя себя в порядок, с облегчением сбрив густую зудящую щетину, переоделся в презентованный приятелем костюм, накинул белый халат, дабы не выделяться, и отправился разыскивать Женевьев. В темных коридорах госпиталя висел густой запах крови, не заглушаемый даже многообразием других «ароматов». Огромного труда стоило удержать клыки в деснах, впиваясь ногтями в ладони, кружилась голова, и мутился рассудок. Поспешно выбрался на воздух. Вновь охватило раздражение вкупе с унынием. От прежней хваленой выдержки не осталось ни следа.

Вампирша ждала меня, тихо общаясь с пожилым доктором в пенсне, у входа в одну из палаток. Словно поняв мое состояние, она предложила немного прогуляться, и я предложил ей руку.

За палатками раскинулся большой запущенный сквер с неухоженным цветником. Заросшие газоны и цветники кое-где изрыты воронками. Ночную тишину нарушала лишь отдаленная канонада, перекликающаяся со стонами раненых в лазаретах. Мы неторопливо шли по едва заметной тропинке. Подул легкий ветерок, свежий воздух, напоенный ароматами цветов, немного разогнал туман в голове и навеял непрошенные воспоминания. Однажды мы так же гуляли с Женевьев по праздничному саду в Бельгии. Почти позабытые события, словно вырванные из чужой жизни. Из жизни глупца, строящего честолюбивые планы, управляемого амбициями, считающего, что держит судьбу за усы. Того человека больше нет. Вероятно, и моей спутнице пришли те же ассоциации, потому что взгляд ее был задумчивый и немного мечтательный, поддернутый дымкой воспоминаний.

Но вот она, словно отогнав их от себя, глубоко вздохнула и заговорила: