Южане и северяне

Вскоре вся наша группа должна была выйти из здания театра. В зрительном зале по-прежнему оставались только добровольцы с Юга. Обстановка была настолько необычная, напряженная, что каждый чувствовал — что-то должно произойти. Но что конкретно — никто не знал. Я, как ни странно, был спокоен. Казалось, что мне все равно и происходящее вокруг не касается меня. Я равнодушно оглядывался по сторонам. И вдруг с ужасом заметил, что сверху на нас направлены стволы ручного и станкового пулеметов. В темноте не совсем четко было видно, но блеск металлических предметов можно было разглядеть. Ошибки быть не могло! Рядом с театром находились подсобные помещения — сарай или какой-то склад без дверей, на крыше которого и располагались эти орудия. Правда, за ними не было видно стрелков.

Из заднего выхода театра к нам вышел офицер, который допрашивал нас недавно. А вместе с ним — сержант, который дал команду «Встать!». Мы, пленные, медленно поднялись. Я еще внутри театра заметил, как опрятно был одет этот офицер, и его приятную манеру ведения разговора. Он и теперь был таким же. В этом отношении он отличался от других офицеров. Выходя на задний двор, он снял темные очки и неторопливо, тихим голосом произнес:

— Эту ночь вам придется провести здесь. Так надо, другого выхода нет. Будет холодновато, но придется потерпеть. Неожиданно обстоятельства сложились таким образом, что нам придется держать вас здесь. Будем надеяться, что к завтрашнему утру вы будете целы и невредимы. Доверьтесь нам, здесь вы будете в безопасности. После, когда вы переживете этот трудный момент, вы поймете, в чем дело, а пока придется потерпеть. Существует некая непреодолимая сила, которая вынуждает нас поступить именно так. Поверьте, так нужно. Надеюсь на вас. Желаю благополучно провести время до утра.

После этой короткой речи он повернулся к выходу. Несмотря на тревожную обстановку, я почему-то подумал, что этот офицер, вероятно, до службы в армии был студентом и много читал, потому что уж больно грамотно он говорил, употребляя специальные термины, например «непреодолимая сила» и другие подобные слова.

И в этот момент неожиданно кто-то громко обратился к нему из наших рядов:

— У меня к вам есть один деликатный вопрос, я отниму совсем немного вашего времени. Если позволите, то это займет всего две-три минуты.

В ответ офицер спросил:

— Вы хотите встретиться со мной лично?

— Именно так. Уделите, мне, пожалуйста, две-три минуты. Этого будет вполне достаточно.

Вдруг мне стало жутко, по коже пробежали мурашки. Пока этот тип говорил, что он, мол, хочет сообщить нечто важное и просит уделить ему немного времени, я не обратил на это внимание — подумал, пусть говорит в свое удовольствие. Но когда в конце своей просьбы он сказал, что требуется всего лишь две-три минуты, меня бросило в дрожь. Тут же я почувствовал всю мерзость и низость этого человека. Конечно же, это был наш Штабной Офицер, сомнений нет. До меня дошло, что он пытается спасти свою шкуру. Именно поэтому он искал повод для встречи с этим офицером. Ему нужны были зацепки для встречи, потому что в действительности ему потребовалось бы поговорить с начальником как минимум минут десять. Мне захотелось быть на месте офицера и не задумываясь отправить этого негодяя на тот свет. Про себя я подумал: неужели слова «две-три минуты» имеют столь большое значение в данной ситуации?

Офицер Национальной амии ответил:

— В данный момент, как вы видите, я очень занят. Кстати, вы в каком звании?

— Я был лейтенантом и командиром роты по культурной работе.

— Значит, возглавляли всю идеологическую работу роты?

— Да, так, — ответил Штабной. Затем, извиваясь всем телом, добавил:

— Хотелось бы более подробно объяснить потом, но если господин офицер позволит, то разрешите продолжить. Дело в том, что известный командир дивизии Национальной армии — мой дядя. Здесь я не могу назвать его фамилию и имя открыто, но наедине я бы назвал его…

Не успел офицер отреагировать, как еще один пленный пробормотал:

— Господин офицер, у меня тоже имеется родственник в Республике Корея. Он мой родной брат и работает министром транспорта. Я могу назвать его имя прямо здесь. Если бы в 1946 году я уехал вместе с ним на Юг, то сейчас не был бы в таком положении.

Говоривший также был офицером северокорейской армии и постоянно вращался в компании Штабного Офицера. Он выделялся среди других своей крупной комплекцией и постоянным ворчанием. Надо сказать, что бывшие офицеры Народной армии постоянно держались вместе, хоть и находились в плену.

Мне было смешно смотреть на них, и как-то, особенно не задумываясь, я невольно проронил:

— Ой, смотрите, какие звезды! Как величественно и красиво!

Я произносил эти слова просто так, не имея в виду именно звезды. И тут один из пленных, находившийся рядом со мной, ткнул меня в бок и недовольным голосом сказал, что я, мол, болтаю в такое неподходящее время. Некоторые, как и он, также считали меня слегка свихнувшимся. Я это чувствовал и продолжал упорно повторять: