В то время переход границы между двумя государствами, через 38-ю параллель, был опасным делом. Обычно перебежчики пересекали демаркационную линию через город Ёнчхон с помощью нанятого проводника. При обнаружении нарушители границы могли быть посажены в тюрьму или даже расстреляны советскими войсками. Однако Чон Сандон, недавно вернувшийся с Юга, казалось, не испытал никаких трудностей. Глядя на его поведение, можно было решить, что он переходил границу средь бела дня, как бы играючи. Трудно было поверить этому факту. Мы объясняли это его незаурядными способностями. Он рассуждал, что никто не вправе помешать ему бывать в родных местах когда захочется. Как бы то ни было, Чон Сандон выглядел так же, как и до бегства на Юг. Теперь, как и другие южане, он был модно одет; носил костюм с галстуком, был коротко подстрижен. Но все же его прическа отличалась от других. Светлый затылок производил какое-то особое впечатление. Чон Сандон выделялся особым изяществом, присущим только ему. В остальном он остался таким же, каким был, возглавляя ученическое самоуправление.
Он просто хотел вернуться в родную школу — и вернулся. Чуть позже стало известно, что его семья ушла на Юг в начале 1946 года, когда началась «первая волна» перехода северян на Юг. А теперь он снова в родной школе. Сопровождаемый одним из учеников младших классов, он вошел в школу. Скромно улыбаясь, он внимательно рассматривал помещение. Наверное, он хотел увидеть, какие изменения произошли за время его отсутствия. Казалось, что ему было немного грустно вспоминать, как в прошлом он был председателем ученического самоуправления, которое после превратилось в Союз демократической молодежи. Однако на его лице не было ни тени обиды. Вероятно, он рассуждал, что жизнь развивается по своим законам, так или иначе. Ещё больше в этот день меня удивил тот факт, что он выступил перед учащимися. По окончании занятий пришел срочный приказ руководства Союза демократической молодежи школы. В нем говорилось о собрании вожаков ученических групп. Местом сбора было помещение, похожее на зал, в котором при японцах занимались фехтованием или дзюдо. Теперь этот зал не использовался по назначению. К началу собрания убрали татами, так что остался лишь голый блестящий темный пол. По старой привычке мы называли его «мудочжан» (танцплощадка). В последнее время он предназначался для проведения различных мероприятий и для встреч важных персон. Поэтому я сразу подумал, что будет важный митинг.
В этот день поздней зимы погода была на редкость мягкая. Облака висели над землей довольно низко, словно предвещая обильный снегопад. Группами по несколько человек мы вошли в зал, где еще чувствовался затхлый запах после недавней уборки. Осмотревшись, старосты групп рядами устроились на полу.
Некоторое время спустя в сопровождении председателя Союза демократической молодежи в зале появился человек, которого все ждали. Глядя на него, я подумал, не Чон Сандон ли наш гость. Уж очень был похож на него. Подойдя к столу, над которым висел большой национальный флаг тхэгыкки[6], председатель сказал:
— Сегодня мы решили послушать необычный доклад. Дело в том, что уважаемый всеми нами Чон Сандон несколько дней назад прибыл из Сеула, где в наши дни он возглавляет борьбу против проекта реорганизации Сеульского государственного университета{11}. Попросим нашего уважаемого старшего товарища рассказать об этой борьбе!
Чон Сандон, слегка улыбаясь, направился к столу. Первые несколько секунд он стоял у края стола молча. Потом тихим голосом сказал:
— Только что председатель Союза демократической молодежи сказал, что я руководитель борьбы против проекта реорганизации Сеульского государственного университета. Это не совсем так. Я не являюсь руководителем, я всего лишь один из участников этого движения.
Одновременно с этими словами он посмотрел на председателя Союза демократической молодежи и слегка улыбнулся. И мы, сидевшие на полу, также улыбнулись, глядя на него.
В самом деле, по его внешнему виду нельзя было сказать, что он активный борец. Он производил впечатление довольно мягкого и нежного человека. Но говорить начал уверенно, четко расставляя акценты. Прежде всего он начал свою речь с прямой постановки вопроса: что такое проект реорганизации Сеульского государственного университета? Чьи это козни? Кому это выгодно? Говорил он просто, ясно, но основательно, так что все хорошо его понимали. Его выступление резко отличалось от тех, которые обычно слушали учащиеся. Раньше ораторы говорили долго, нудно, навязывая своим слушателям идеологические штампы. Чон Сандон же говорил очень конкретно, уделяя основное внимание анализу современной обстановки. В его общении с аудиторией не было абсолютно никаких негативных моментов, будь то верхоглядство или возвеличивание собственной персоны, как это часто бывало у других докладчиков.