Юродивая

Сполохи костра плясали, как скоморохи, ка его дерюге. Мы одеты с Тобой одинаково. Мы близнецы. Смотри, что Я тебе принес. Он разжал кулак. На ладони горел глубоким синим светом, в цвет слезящихся глаз старухи, перстень с круглым крупным камнем лазуритом. Узнаешь?.. Ты потеряла его, когда падала с неба из розвальней. И волхвы твои умерли. И пастухов нет на свете. А перстень жив. Возьми. А царица Савская жива?! Жива, жива, успокойся. Вон она сидит, поблизости, у твоих ног. Играет с рыжим хвостом спящей собаки. Она хотела быть твоей матерью, не забудь об этом. А моя мать… где она?.. Вот и твоя мать, она такая тихая, незаметная, она спряталась за спины других; она сидит себе спокойно на снегу, сворачивает бинты, завертывает больничную вату в стерильную бумагу. А по бумаге кошки ходили, собаки ее нюхали, бездомные из той бумаги цигарки, самокрутки изготовляли. Мама!.. Мама!.. Ты здесь… Здесь, доченька… как ты похудела… как потемнела кожа твоя… как ручки высохли… почему ты плачешь?.. От счастья. 0 т счастья видеть тебя и слушать, мама.

Меня Исса привел, я бы одна ни за что к тебе дорогу не нашла. Исса, какой Ты добрый. Благодарю Тебя. Зачем ты меня благодаришь, Я не стою благодарности твоей. Я не стою одного мизинца твоего. Одной раны от нашего общего гвоздя в ступне твоей.

Он шагнул к костру ближе. Встал перед старухой на колени. Согнулся в поклоне перед ней. Она спала, все видя и слыша, и глаза ее были открыты, и лицо ее глядело прямо в наливающееся соком зари небо. Мерцали, тускнея, последние звезды. Земля плыла в широком просторе, и ночь сворачивала черный свиток, уступая дорогу утру. Слева над рынком висела в небесах полная рыжая Луна, рядом с ней сверлил тьму кровавым зраком Марс. Где Юхан?.. А это не Юхан, это Исса, его лицо… Генерал!.. Возьми кольцо обратно!.. Вместо генерала Исса смотрел на нее. Лама, лама, помолись великому Будде за нас… Лама обернул голову, и над оранжевой курткой она увидела опять лицо Иссы. У всех ее любимых, у всех людей, возлюбленных ею многажды и сильно, было лицо Иссы, и глаза Иссы отовсюду глядели на нее, прощая и запоминая.

Она протянула руки к толпе любимых. Ты один! Любимый, Ты один! На весь век! На весь свет! Тьма кончается. Свет разливается по небу. Руки старухи упали на драный мешок. Меж скрюченных пальцев прорастала солома. Светлые синие глаза безотрывно глядели в небо, на последние звезды. Снег слетал на спящих, на старуху и собаку. Рыжая собака жила, дышала во сне. Поскуливала. Повизгивала. Подрагивала всеми четырьмя лапами. Снег набивался ей в шерсть за ушами. Ребра раздувало мерное дыхание. Прижавшись к телу старухи, сладко спала в ящике собака, и белые звезды снежинок украшали грязный огонь ее лохм.

Снег, сыплющийся из призрачных, прозрачных туч, сквозь которые, дрожа и мерцая, просвечивали звезды, слетал и слетал, падал и падал, не зная отдыха и усталости, на старуху и собаку. На лице старухи снег не таял.

Снег, оседая и путаясь в седых волосах и ресницах, не таял на неподвижных светлых глазах старухи, глядящих из пустого ящика на рынке прямо в лицо белой звезды.

ПОСЛЕДНИЙ ВЕЛИКИЙ ПСАЛОМ КСЕНИИ О СТРАШНОМ СУДЕ

…Вот оно.

Вот оно, началось.