Путешествие длилось два с лишком года, безопасно, но не без приключений. В Великом Новгороде торжественно встретили греческую царевну князь Ярослав Всеволодович и сын его Александр. Жена Евстафия Феодосия так возлюбила Великий Новгород, что захотела остаться в нем и не сопровождать дальше царевну и чудотворный образ. А чтобы Евстафий силой не заставил, скрылась от него неведомо куда. И как потом написал Евстафий-второй, «абие расслабе все уды и телеси ея, и быша, яко мертва, и недвижима, — едино дыхание вперсях ея бяше». Евстафий, узнав, что жена его при смерти, припал к чудотворному образу и говорил со слезами:
— Великий Чудотворец Никола, прости рабу свою, согрешившую перед тобой, как одна из безумных жен.
И тотчас была исцелена Феодосия, все отправились в путь дальше. А скоро встретили их с великой радостью и с хлебом-солью епископ Ефим Святогорец и великий князь Юрий Игоревич, которые сопровождали затем гостей до Рязани.
Вскоре и свадьбу царской дочери Евпраксии и князя Федора Юрьевича Рязанского сыграли, а образ Николы Корсунского поместили в храм, специально воздвигнутый во имя великого святого в вотчине князя Федора, что на речке Осетр близ стольного города. Епископ Евфросин освятил ее с большой торжественностью и празднеством, а батюшка Евстафий стал в ней править службы.
В ту осень Ока встала очень рано. За несколько дней покрылась льдом. Он был еще тонок, но уже выдерживал всадника с конем, хотя при этом слегка прогибался и пугающе потрескивал. Сторожа с крепостной стены заметила в двух верстах от Рязани трех верхоконных. Растянувшись цепью, они пересекли неторопливым опасливым шагом реку, приблизились к городу и снова той же цепью вернулись по льду на правый берег Оки. Постояли, видно посовещавшись о чем-то, а затем припустили через реку рысью столь резвой, что сторожа толком и рассмотреть их не успела. Поняла только, что люди чужеземные, однако не половцы и не булгары.
Всадники удержали коней у ворот.
— Менду! — крикнул стражникам один.
Второй повторил приветствие по-русски:
— Здравствуй! — И добавил: — Мы посланы к вам великим Батут-ханом, покорителем вселенной. Ведите нас к своему князю.
Дружинники сообщили о послах великому князю Юрию Игоревичу. Тот велел вести их в думскую палату.
Когда послы спешились, рязанцы с удивлением увидели, что среди них — баба, старая и по-чудному наряженная… На послах были шубняки — на одном овчинный, на втором козлиный — и меховые с наушниками шапки. У бабы лежала на плечах шкура бурого медведя и лисьи хвосты, на голове — колпак с нашитыми на нем клювами птиц — похоже, сапсана, утки, клеста. На шее у нее висела пронизь из сухих лягушек.
Рязанцы, не скрывая изумления, раздумывали, можно ли такое чудище допустить до великого князя.
Толмач успокоил их:
— Это наша чародейка Удоган. Она знается с облаками, оберегает нас и предсказывает судьбу.
Стражники продолжали сомневаться: долго ли православного человека изурочить, злую болесть на него наколдовать?
— А пошто вы Оку пересекали туда-сюда?
— Пробовали, крепок ли лед. Ведь наше войско больше, чем триста тысяч. Как все выйдут — а ну как треснет лед?
Стражников это лишь рассмешило: вот врет, триста тысяч!
— А пока нас только трое, — продолжал толмач. — Иди зови своего князя.
Но стражники скрестили перед ним свои копья. Юрий Игоревич сам вышел из ворот в окружении дружинников.
— Менду! — почтительно приветствовал его посланник, а толмач переложил на русский.
Оба посла оказались на одно лицо. Юрий Игоревич рассматривал их, пытаясь найти отличия, но только усмотрел, что у одного грязные, видно, отроду не мытые руки, а у другого воспаленные глаза с опухшими красными веками.
— Турсун батыр, — сказал Грязные Руки, а Воспаленные Веки перевел, что посол желает князю быть живым.
После этого Грязные Руки говорил на своем языке очень долго. Толмач переложил:
— Хан Батый требует от вас десятины от всего — от князей, простых людей и коней, десятины от коней белых, десятины от вороных, бурых, рыжих, пегих. А если вы не желаете добром отдать, то мы силой все возьмем.
Тотчас чародейка закружилась волчком на одном месте, так что взвились ее седые, заплетенные в косички волосы, и лисьи хвосты, и сухие лягушки, издававшие глухое бряканье. Одновременно она произносила какие-то заклинания, подвывала, несколько раз ударила в бубен и наконец умолкла, вперив глаза в проходящую тучку. Наглядевшись на тучку, чародейка объявила что-то своим спутникам.
Толмач с важностью перевел:
— Духи сказали, что никто не смеет противиться великому хану Батыю, ему покорна вселенная, не то что какая-то Е-ли-цзань.
Юрий Игоревич был не столько даже рассержен, сколь удивлен: еще никто не смел приходить на Русь с таким запросом.
— Возьмете не десятину, а все, но только если завоюете нас. Но скорее пегий конь станет саврасым, чем это случится. Пошли вон, откуда явились!
— Дзе, деренчи? — зло выговорил посол Грязные Руки.
— Ладно, разбойники! — перевел Воспаленные Веки.
— Глянь-ка, еще и обзываются! — осерчал великий князь Рязанский.